Отношения, получившие название взаимоотношения привязанности, в психоанализе именуются объектными отношениями, они касаются взаимодействия матери и ребенка, то есть осуществляются между объектом (мать) и субъектом (ребенок).
     Напомним вкратце, что инстинктивную сферу личности в психоанализе называют ОНО, которая является самой нижней подструктурой аппарата психики. ОНО руководствуется принципом удовольствия и находится в конфликтных отношениях с другими составляющими личности, содержит в себе сексуальные и агрессивные влечения. СВЕРХ-Я является высшей инстанцией в психической структуре и играет роль внутреннего цензора, совести. И последний, третий компонент личности – Я. Это подструктура психической жизни, испытывающая влияние ОНО и СВЕРХ-Я, являющаяся своего рода результирующим вектором этих сил. Я выступает посредником между индивидом и реальностью, несет на себе функцию восприятия внешнего мира и приспособления к нему. Я и СВЕРХ-Я и руководствуются принципом реальности.
     В психоаналитической традиции развитие ОНО разделяют на два связанных между собой компонента – сексуального и агрессивного инстинктов. Сексуальный инстинкт связан с развитием последовательных фаз: оральной, анально-садистической, фаллической, латентной, предпубертатной, пубертатной и генитальной. Агрессивный инстинкт подчинен последовательному проявлению следующих фаз: кусания, плевания, желания присоединения как оральной агрессивности; мучения, разрушения, жестокости; властолюбия, хвастовства, зазнайства; асоциальных и антисоциальных начал для предпубертатности и пубертатности (Фрейд А., 1965).
     У детей раннего возраста трудно разграничить деятельность СВЕРХ-Я и Я. В своих работах Анна Фрейд их объединяет, противопоставляя им ОНО. Джон Боулби выражается яснее, заявляя, что место СВЕРХ-Я младенца заполняет СВЕРХ-Я матери (Bowlby J., 1951). Следовательно, развитие СВЕРХ-Я и Я лежит в плоскости отношений между матерью и ребенком, то есть, объектных отношений.
     Первым психоаналитиком, поставившим вопрос об объектных отношениях, была Мелани Кляйн (1952). В ее работах нужно отметить весьма оригинальную трактовку объекта. По мнению М. Кляйн – это «плохая или хорошая» материнская грудь. При кормлении ребенок периодически переживает насыщение (удовлетворение) и голод (неудовлетворение, фрустрацию), что является стимулом для проявления любви или ненависти. В результате получается, что грудь, в виде психического представления, оказывается любимой и ощущается как «хорошая»; если же грудь является источником неудовольствия, она ненавидится и ощущается как «плохая».
     «Хорошая» грудь и «плохая» грудь в виде представлений фиксируются в психике младенца. «Хорошая» грудь – внешняя и внутренняя – становится прообразом всех полезных и удовлетворяющих объектов, «плохая» же грудь – прообразом всех внешних и внутренних преследующих объектов. По мнению М. Кляйн, именно здесь впервые создается СУПЕР-ЭГО, достраиваясь позже хорошими и плохими фигурами, впервые появляется разделение на «плохое» и «хорошее».
     Многие положительные эмоции, такие, как насыщение, удовольствие от сосания, свобода от дискомфорта и напряжения, а также чувство ребенка, что он любим, - все это становится признаком «хорошей» груди. С другой стороны, любое неудовольствие и дискомфорт приписываются «плохой» (преследующей) груди. Если младенец неудовлетворен, он переносит на грудь свои отрицательные импульсы. В фантазиях ребенок способен даже уничтожить грудь. Одновременно ребенок опасается, что грудь будет атаковать его точно так же. По мере того, как «уретрально - и анально-садистические импульсы набирают силу, ребенок в своих представлениях начинает атаковать грудь с помощью ядовитой мочи и взрывчатых фекалий и ожидает, что грудь ответит ему той же ядовитостью и взрывчатостью» (Кляйн М., 1952).
     К 4-6 месяцам у младенца объектные отношения меняются. Присутствие чувства любви и агрессивных импульсов по отношению к одному и тому же самому объекту становится тяжело переносимым и служит основой для появления тревоги и вины.
     Исходя из выше приведенного, Мелани Кляйн разбивает первый год жизни на два последовательных этапа: 1) шизоидно-параноидный, связанный с преследующей позицией («плохая», преследующая грудь); и 2) депрессивный этап, начинающийся после 4-6 месяцев, который достигает максимума в 8 месяцев и длится вплоть до начала третьего года жизни (двойственное отношение к объекту любви, развивающееся при этом чувство вины, формирование полноценных объектных отношений, где объектами являются уже мать, отец и т.д.).
     По мнению Кляйн, двойственное отношение к объекту любви в возрасте года является причиной функционального невроза, а в более тяжелых случаях и депрессивных реакций при разлучении с матерью. Вместе с тем, регрессия (возврат к предшествующим этапам развития) у более старших детей и взрослых к младенческим формам реагирования могут предрасполагать к заболеванию маниакально-депрессивным психозом или шизофренией.
     Спорные, а в чем-то и спекулятивные теоретические построения Мелани Кляйн в настоящее время оставлены, хотя некоторые аспекты теории, безусловно, содержат рациональное зерно. В поздних работах объектные отношения на первом году жизни рассматриваются как развитие взаимодействия субъект-объект в направлении от фаз, в которых преобладает недифференцированное слияние между субъектом и объектом, к фазам обособления и достижения все более индивидуализированных состояний, в которых субъект уже отделен от объекта (Winnicot D., 1971).
     Рене Шпиц (1963) также не разделяет концепцию объектных отношений с матерью с момента рождения. Он считает, что новорожденный находится в недифференцированном состоянии, что у него не удается обнаружить психические функции. Объекты и объектные отношения постепенно разовьются в течение первого года жизни, пройдя через три стадии: дообъектную или безобъектную стадию; стадию предтечи объектов; стадию собственно либидинозного объекта.
     В безобъектной стадии по Шпицу отмечаются прототипы аффективных реакций, примитивные когнитивные реакции, предпосылки восприятия. Начиная со второго месяца жизни, в стадии предтечи объектов, имеет место реакция улыбки младенца на человеческое лицо. Это не истинные объектные отношения, а реакция на знак. Знаком служит не все лицо, а избранный компонент внутри него, который состоит изо лба, глаз и носа, причем находящихся в движении. По мнению Шпица, знак является предобъектом, поскольку ребенок распознает в нем не существенные атрибуты, побуждающие объект обслуживать нужды ребенка, защищать его, а вторичные признаки, представляющие особую конфигурацию любого человеческого лица. Необходимо, чтобы прошло еще несколько месяцев, чтобы ребенок обрел способность выделять одно лицо из множества других лиц. То есть младенец постепенно приобретает способность преобразовывать знак в свой объект любви. В ходе развития объектных отношений знак преобразуется в сигнал, наделяется качествами превосходящими «атрибуты вещей», обеспечивая роль в «эмбриологии» возникающего из него либидинозного объекта» (с. 100). Мать, при всех обстоятельствах, оказывается посредником в любом восприятии, любом действии, познании ребенка.
     Значение установления предтечи объекта, по Шпицу, следующие.
     1. Начало функционирования принципа реальности, заключающееся в способности временно приостанавливать сосредоточение на стимулах, поступающих изнутри.
     2. Умение распознавать человеческое лицо и подтверждать это ответной улыбкой доказывает наличие следов памяти, что свидетельствует о разделении в психическом аппарате (на сознательное, предсознательное и бессознательное).
     3. Узнавание знака говорит о сдвиге «с сенсорной презентации перцепта (человеческое лицо в настоящий момент) на сопоставляемый с перцептом мнемический след (человеческое лицо, воспринятое в прошлом).
     4. Способность сопоставлять один образ памяти с другим, что соответствует психоаналитическому определению мышления.
     5. Начало функционирования «рудиментарного Я». Отделение Я и ОНО друг от друга. Подтверждением такого процесса являются первые направленные и намеренные действия младенца, которые представляют собой признаки функционирования его Я.
     6. Возникающее Я берет под контроль защитную функцию барьера стимулов. Замещение первоначальной защиты барьера стимулов более гибкой селекцией поступающих стимулов со стороны Я.
     7. Переход от активности к пассивности младенца в период, когда возникает реакция улыбки.
     8. Начало социальных отношений с появлением улыбки.
     Во втором полугодии жизни у младенца появляется так называемая «тревога восьмимесячных», когда к ребенку приближается кто-то незнакомый. По мнению Шпица, отвержение всех других лиц, кроме лица матери является признаком установления либидинозного объекта. То есть лицо, имеющее объектные свойства уже не может быть заменено другим индивидуумом. «Тревога восьмимесячных является доказательством того, что для ребенка все люди, за исключением единственного объекта, являются чужими, то есть ребенок нашел партнера, с которым он может сформировать объектные отношения в подлинном смысле слова» (С.165).
     Разделяя точку зрения Мелани Кляйн о плохих и хороших объектах, Шпиц считает, что способность младенца различать «плохой» объект, который отказывается удовлетворять его потребности, и «хороший», на который направлено его либидо, возникает благодаря функционированию развивающегося Я. В бесконечно повторяющихся взаимодействиях ребенка происходит слияние образов двух предобъектов, «хорошей» и «плохой» матери. С этого момента появляется «единая» мать, то есть собственно либидинозный объект. На личности матери сосредотачиваются как агрессивные, так и либидинозные влечения младенца. Однако, доминирующим в этом слиянии является хороший объект, поэтому либидинозный объект, по мнению Шпица, можно назвать объектом любви.
     Анна Фрейд предлагает иную трактовку развития отношений Я и ОНО у детей. Она считает, что проследить эти взаимодействия можно, построив своеобразные ряды развития и достижений детской личности. Такие ряды получили название психических линий развития. Подобные линии развития можно построить для нескончаемого количества областей: для области приема пищи, где ряд ступеней, начиная с младенческой стадии, проходит до привычных действий, характерных для питания взрослых; для области опрятности от первоначальных опытов по «приучению» к горшку до автоматического овладения функциями опорожнения; для физической гигиены от зависимости от ухаживающего до самостоятельности; для отношения к старшим товарищам от эгоизма и безразличия до дружбы и взаимности; от развлечения на собственном или материнском теле и от «переходных объектов» (пушистые игрушки) до ролевых игрушек и начал работоспособности (Фрейд А., 1965).
     Одним из самых ранних достижений психоанализа можно назвать то, что настроение матери оказывает на ребенка решающее влияние. Послеродовые депрессии и депрессии матери, которые возникают в первые годы жизни, создают у маленького ребенка латентную предрасположенность к депрессивному заболеванию, которое часто проявляется лишь в гораздо более поздней жизни.
     Анна Фрейд считает, что непозволительно рассматривать дисгармонии между различными линиями развития как патологические явления. Если дисбаланс в темпе развития не станет чрезмерно большим, он создает допустимые в пределах нормы вариации, которые наблюдаются у людей с самого раннего детского возраста.
     Итак, психоанализ выделяет конституционально предопределенные линии развития, задержки или «забегание вперед» на которых связаны с влиянием родительского окружения, то есть объектных отношений (материнско-детских отношений), культурной среды, в которой растет ребенок. Заслуга Мелани Кляйн состоит в том, что в ее концепции младенец активен и от того, как он проходит возрастные этапы на первом году жизни, зависит предрасположенность к определенному типу аффективного реагирования. Анна Фрейд пошла дальше, она считает, что фазы объектных отношений не приурочены к возрасту, они дробятся на определенные виды поведения в нюансах которого происходит формирование личности ребенка. Рене Шпиц, опираясь на большой опыт наблюдения материнско-детского взаимодействия, приходит к выводу о постепенном формировании объектных отношений от дообъектной стадии к фазе собственно либидинозного объекта. Однако исследования, проведенные в последние 20 лет, уточняют его представления. Способность выделять лицо матери, ее голос, запаховые характеристики возникает не во втором полугодии жизни, как он полагал, а в первые дни и даже часы жизни (DeCasper A.J., Fifer W.P., 1980; DeCasper A.J., Spence M., 1986; Goren C.C., Sarty M., 1975; Johnson M.N. et al., 1991). Однако это происходит на уровне биологического предпочтения, когнитивное же разделение на свое и чужое, действительно связано с кризисом восьмимесячных детей. Следовательно, сразу после рождения можно говорить о фазе предтечи объектов, а безобъектная стадия переносится на внутриутробный период. Однако скорее происходит развитие по различным линиям (линия биологического предпочтения, когнитивная линия), которые взаимно переплетаются, формируя психические приобретения («тревога восьмимесячных детей»).
     Подводя итог краткому изложению важнейших психоаналитических работ, нельзя не согласится с наличием значительного количества продуктивных идей в отношении материнско-детского взаимодействия, что послужило толчком для разработки теории привязанности.

Этология – наука о сложном поведении животных в естественной среде обитания в эволюционном аспекте. Основоположниками данного научного направления были Нико Тинберген и Конрад Лоренц. Они считали, что исследовать поведение животных необходимо не в клетках, а в естественной среде. Кроме того, они предложили пользоваться одинаковыми теоретическими принципами для исследования животных и людей. Одной из основных задач этолога Тинберген считал оценку поведения с точки зрения сохранения, выживания индивида или вида. Такой подход добавляет, например, при анализе поведения младенца еще одну важную линию развития. Для примера можно оценить реакцию улыбки младенца. Ситуационная причина улыбки может быть связана с имитацией улыбки близкого человека (в ответ на улыбку взрослого возникает улыбка ребенка), узнаванием знакомых людей. Историческая причина улыбки может заключаться в том, что ранее после улыбки ребенка вознаграждали вниманием. Непосредственной причиной улыбки является желание малыша общаться с матерью, близкими. Эволюционная функция улыбки связана с поведением, противоположным агрессивному. У животного оскаливание зубов предупреждает противника о его серьезных намерениях. Улыбка же является смещенной активностью, когда агрессивные импульсы выплескиваются в иное поведение, поэтому улыбка становится актом дружелюбия. Учитывая высокую социальность человеческого вида, улыбка является серьезным фактором становления отношений между людьми и, в конечном счете, фактором, способствующим выживанию вида.
     Особенно интересны некоторые параллели родительского и детского поведения между животными и человеком.
     Конрад Лоренц (1943) заметил, что гусята следуют за своей матерью после рождения. Такая связь между матерью и потомством помогает гусятам выживать и обучаться. Лоренц также обнаружил, что если в первые сутки после рождения о гусятах заботился он сам, они начинали следовать за ним, а не за какой-либо гусыней. Вид быстрого запоминания, запечатления был назван импринтингом. Период, наступающий сразу после рождения, в течение которого у птенцов возникает устойчивая связь с родителем, был назван критическим периодом. Если в критический период мать отсутствует, гусенок или отказывается ее признавать, или начинает ее бояться.
     Джон Боулби, анализируя этологические работы в своей книге «Привязанность и разлука» (1980, 1982), отмечает, что «настроенность» на определенный объект или иерархию объектов вследствие раннего опыта закрепляется, чтобы стать непреложным при дальнейшем развитии. Ярким примером этого является выбор объекта, на который будет направлено сексуальное поведение. У птиц и млекопитающих иерархия объектов, на которые будет направлено сексуальное поведение, детерминируется задолго до наступления сексуальной зрелости. Давно известно, что у животных, вскармливающимся в человеческом доме, сексуальное поведение может быть направлено на мужчин и женщин. Шутц (Schutz E., 1965) показал, что качество сексуального поведения селезня в большей степени зависит от того, с какими птицами он проводит время от трех до восьми недель после рождения. Если утенок потерял свою мать, его вскармливает другая утка. Когда вскармливание происходит приемной матерью своего вида, рядом с ее утятами, селезень всегда спаривается с утками своего вида. Когда же вскармливание происходит птицами близких (но других) видов, две трети самцов спариваются только с утками этих других видов. Вместе с тем, если выращивание происходит вместе с птицами неродственных видов (например, кур), сексуальные предпочтения селезней не направлены на представителей этих видов.
     По мнению Боулби, этот пример показывает, что сексуальные предпочтения уток касаются птиц своего вида. Однако в некоторых случаях изменения в условиях вскармливания могут направить влечение на представителей близко родственных видов. Очевидно также, что сексуальные предпочтения утки устанавливаются в первые недели ее жизни.
     В исследовании Шутца также сообщается о тех случаях, когда селезень находил себе гомосексуального партнера. Обычно селезни, воспитывавшиеся с представителями обоих полов, выбирают уток-самок. Если же в течение двух месяцев селезни вскармливались только в однополой группе, став половозрелыми, они не интересовались самками и формировали гомосексуальные пары. Предпочтение гомосексуального партнера было достаточно стабильным, хотя оба селезня предпочитали мужскую роль и копуляции не происходило. Джон Боулби считает, что стабильность объекта сексуального влечения, установившиеся однажды, является общим для многих видов. «Несмотря на неадекватность партнеров в половом акте и в качестве функционального приобретения, однажды предпочтенный класс сексуальных объектов закрепляется, а более адекватный класс избегается. У людей мужчины-фетишисты – пример описываемого явления» (с.162).
     Материнское поведение у животных тоже является зависимым от условий внешней среды. Традиционный пример – ухаживание маленьких птиц за кукушонком. Особи ряда видов птиц могут выступать в качестве приемных родителей у молодых птиц других видов. Вместе с тем, эксперименты с приемными млекопитающими различных видов не показали жесткого предпочтения поведения, зависимого от раннего опыта. Следовательно, у животных других видов, не птиц, материнское и сексуальное поведение являются более пластичными.
     Изучением поведения обезьян – животных биологически находящихся ближе к человеку долгое время занималась группа под руководством Гарри Харлоу (1959).
     Наблюдения за родительско-детскими отношениями у макак резус показали, что отсутствие матери в течение длительного времени после рождения приводит к пассивности, раздражительности, отказам от еды у детенышей. Некоторые из них в таких условиях просто погибают. При экспериментах с так называемыми «суррогатными» матерями (когда вместо матери использовалась ее проволочная или матерчатая модель), оказалось, что детеныши макак предпочитают манекен, покрытый мягкой ворсистой тканью, вне зависимости от того, есть у него бутылочка с молоком или нет. Маленькие обезьяны не желали принимать никакой замены матерчатым матерям, цеплялись за них, если их что-то пугало. Став взрослыми, эти обезьяны не были столь пугливыми, как те, которые остались без матерей, но, тем не менее, отличались от ровесников в установлении социальных связей и реализации полового поведения.
     Дальнейшие исследования группы показали, что существуют доказательства наличия критического периода для полового поведения макак-резус. Так, гетеросексуальное поведение обезьян в большей степени зависело от раннего опыта. Неудача у детенышей в формировании детско-детского взаимодействия задерживает или разрушает адекватное взрослое гетеросексуальное поведение. Авторы сообщают также, что у макак резус мужское сексуальное поведение в большей степени зависит от влияний окружающей среды, чем женское. О еще больших различиях такого рода сообщается у шимпанзе.
     Следовательно, сенситивный (критический) период существует для развития сексуального поведения у человекообразных обезьян. Определенный ранний опыт необходим для дальнейшего адаптивного развития обезьян. Поэтому, по мнению Боулби, «наличие сенситивного периода для человеческого развития кажется более чем реальным».
     Ведутся дискуссии относительно присутствия импринтинга у человека, сходства и различия поведения младенцев, птенцов и детенышей млекопитающих. Хотя наличие формы поведения, которую можно было бы назвать импринтингом у человека, не доказано, в настоящий момент ответ на этот вопрос будет: «Скорее да, чем нет». Попытаемся обосновать свою позицию.
     Показано, что в первые часы после рождения дети находятся в спокойном бодрствующем состоянии время значительно большее, чем в последующие дни, вплоть до достижения ребенком месячного возраста (Yeshida M, Hideaki M., Masako Y., 1991). Дети первых дней жизни реагируют на запах молока своей матери и предпочитают его другим запахам. Хорошо известны факты предпочтения младенцем первых дней жизни голоса своей матери голосам других людей и окружающим звукам, факты, свидетельствующие о том, что новорожденные чаще фиксируют взгляд на лице матери, чем на лицах других детей.
     Для каких целей новорожденный оснащен таким биологическим арсеналом? Нельзя отвергнуть идею, что это атрибуты особого периода, важного для развития. В этологическом аспекте ответ на этот вопрос очевиден, поскольку известна аномальная социализация детей, находившихся без матери в раннем возрасте в государственных учреждениях.

     Появление первых тезисов теории привязанности относится к 40-м годам 20 века, когда Джон Боулби отошел от психоаналитических подходов в трактовке материнско-детских отношений. Бедствия второй мировой войны с большим количеством детей, оторванных от семьи, находившихся в приюте, произвели на Боулби и его сотрудников такое сильное впечатление, что они решили снять на эту тему фильм. Фильм получил название «Два года в больнице» и в нем были показаны три фазы реакции ребенка на разделение с матерью: протест, отчаянье и отчуждение.
     К этому же времени относится отчет Джона Боулби для Всемирной организации здравоохранения о психическом состоянии бездомных детей в послевоенной Европе. В отчете содержался обзор присоединившейся к исследовательской группе Мэри Инсфорд.
     В своем отчете Джон Боулби еще использует психоаналитическую терминологию, но в большей степени на ее место приходят этологические и традиционные медицинские термины. Он отмечает, что если развитие протекает гладко, то ткани должны подвергаться влиянию соответствующего «организатора» в критические периоды. Таким же образом, если умственное развитие течет гладко, то для недифференцированной психики младенца необходимым является влияние психического организатора – матери. Далее Боулби пишет, что в ранние годы жизни, когда ребенок накапливает возможности для самореализации, функции его Эго и Суперэго выполняет мать. «Неудивительно, что в младенческом и раннем детском возрасте эти функции либо отсутствуют, либо очень несовершенны. В этот период ребенок зависит от своей матери, выполняющей за него эти функции. Она ориентирует его во времени и пространстве, обеспечивает его среду, позволяет удовлетворять одни импульсы и не дает удовлетворять другие. Она – его Эго и Суперэго. Постепенно он сам научается этому мастерству и, по мере взросления, родительские умения переходят к нему. Это медленный, деликатный и продолжительный процесс, начинающийся лишь тогда, когда ребенок учится самостоятельно есть и пить, ходить и полностью не заканчивающийся даже к периоду зрелости…»
     Основной вывод Джона Боулби основывается на том, что для умственного развития ребенку необходимо испытывать близкий контакт и продолжительное взаимодействие с матерью. Боулби также подчеркивает фактор социальных и экономических условий для развития хорошо функционирующих материнско-младенческих взаимодействий. Он призывает общество к поддержке родителей. «Подобно тому, как дети абсолютно зависимы от своих родителей в смысле средств к существованию, так и в обществе, кроме наиболее примитивных, родители экономически зависят от общества. Если общество ценит своих детей, оно должно заботиться об их родителях».
     Джон Боулби считает, что при взаимодействии ребенка с матерью отмечаются определенные сигнальные стимулы, которые вызывают специфические ответы, предназначенные для активации, изоляции или прекращения воздействия. Эти стимулы могут быть внешними и внутренними. Боулби отмечает, что организмы на различных уровнях филогенеза регулируют свое инстинктивное поведение различными путями – от примитивных рефлексов по типу «фиксированных моделей действия» до сложного последовательного плана, состоящего из соподчиненных целей. Основные функции организма – привязанность, питание, спаривание, изучение среды – жизненно необходимы и врожденны. В одних случаях время их появления ограничено (прием пищи), в других – не определено и зависит от условий среды.
     Далее Боулби вводит понятие внешних и внутренних рабочих моделей. Младенцы, взаимодействуя с родителями, развивают внешние рабочие модели себя и других людей, которые используются чтобы интерпретировать события и формировать определенные ответы. Адекватный уход убеждает ребенка, что другие люди являются надежными партнерами (позитивная рабочая модель окружающих), тогда как неадекватный уход убеждает, что окружающие ненадежны и блокирует доверие (отрицательная рабочая модель других). Кроме того, важно, что ребенок развивает рабочую модель себя, от которой в случае ее позитивности и негативности зависит становление самостоятельности, а в будущем и уважения к самому себе. Эти две рабочие модели комбинируются, чтобы определить качество привязанностей и предпосылки будущего взаимодействия.
     Чем более адекватна окончательная модель, тем точнее организм «предвидит» будущее. Однако, если эта модель «устаревает», либо лишь наполовину меняется вслед за существенными переменами среды, очевидно, что организм функционирует неуспешно. Лишь пригодные модели с исправлением, расширением и постоянным контролем могут обеспечить дальнейшее благоприятное существование. У людей процессы коммуникации значительно влияют на существование модели, сначала они ограниченны эмоциями и жестикуляцией, в дальнейшем связаны с присоединением речи.
     Как уже упоминалось, у птиц и млекопитающих существуют специфические сенситивные периоды в развитии. Поначалу рефлекторное поведение постепенно усложняется, становится кибернетически контролируемой организацией. Стимулы, активирующие систему, также становятся неоднородными. Это случаи запечатления или импринтинга, влияющие на развитие сексуального, родительского, сыновнего (дочернего) поведения.
     Джон Боулби применил эти идеи к отношениям матери и ребенка. Он считал, что привязанность является особой функцией, и эволюционно произошла от функции защиты детеныша от опасности. Все дети в примитивном обществе, удалявшиеся от домашнего очага дальше определенного расстояния, погибали. Хотя вначале младенец посылает сигналы любому из ухаживающих за ним опекунов без различия, в дальнейшем он фокусирует свое внимание на тех главных фигурах, которые откликаются на его крик и вводят его в социальное взаимодействие. Однажды к кому-то привязавшись, ребенок становится способным использовать объект привязанности как безопасную базу для исследования окружающей среды и место, к которому возвращаются после этого. Насколько эффективной окажется фигура привязанности в этой роли, зависит от качества социальных взаимодействий, особенно чувствительности к младенческим сигналам, хотя сам ребенок тоже не лишен роли в этом взаимодействии.
     В своих работах в конце 50-х годов Боулби критикует некоторые концепции психоанализа. Он находит непригодными те психоаналитические взгляды на привязанность между матерью и ребенком, которые считают первичным удовольствие (сосание как эквивалент полового акта), а привязанность к матери вторичным явлением, производным от него. По мнению Джона Боулби хватание и слежение глазами являются более важными компонентами привязанности, нежели сосание. Кроме того, Боулби отвергает понимание привязанности как регрессивного феномена, своеобразного механизма защиты. Он считает, что привязанность – это прогрессивное, естественное и здоровое явление в жизни не только ребенка, но и взрослого человека.
     Объясняя реакции ребенка на разлучение с матерью, Джон Боулби утверждает, что дети испытывают тревогу от разделения тогда, когда ситуация обуславливает их желание освободится от объекта привязанности, если он является неподходящей фигурой, и одновременно желание быть рядом с ним. С его точки зрения, чрезмерная тревога от разделения является результатом неблагополучия в семье. Это повторяющиеся угрозы распада семьи или ухода одного из родителей, либо болезни или смерти члена семьи, к которому ребенок чувствует особую расположенность. Боулби отмечает, что в ряде случаев тревога от разлучения выражена слабо или не возникает вовсе, что обычно понимается как проявление зрелости. Он считает такую псевдонезависимость от условий защитным механизмом. Любимый ребенок, по его мнению, сначала будет протестовать при разлуке с родителями, и лишь потом осознает свою независимость.
     В книге «Клинические проявления теории привязанности» (1988) Джон Боулби утверждает, что существуют два состояния, вызывающие страх у младенцев. Это – страх неизвестного, приобретающего значение опасности, и/или отсутствие объекта привязанности. Хотя, обычно, появление опасности и удаление объекта привязанности происходит одновременно, эти два типа поведения контролируются двумя различными системами. Однако цели этих функций одинаковы – обеспечить организму взаимодействие со своей привычной средой, динамическое равновесие между сохранением семьи, удалением стрессора и исследованием среды, получением информации, желательной для индивида.
     В психоанализе главными являются внешние рабочие модели при диадическом взаимодействии, Боулби пересматривает эту концепцию. Если объект удовлетворяет потребность ребенка в комфорте и защите, а также обеспечивает ему независимое исследование окружающей среды, ребенок строит внутреннюю модель себя самого надежную и самоуверенную. Если эти потребности удовлетворяются плохо, то модель у ребенка получается плохой и некомпетентной. Сообразуясь с рабочей моделью, ребенок предвидит возможное поведение объекта привязанности и свои собственные на это реакции.
     Внутренние рабочие модели играют роль в передаче образцов привязанности от поколения к поколению. Индивидуумы, выросшие уверенные в себе, имели родителей, откликавшихся на каждый их зов, он при этом позволявшие им сохранять автономию. Такие родители не только создают открытые связи с рабочими моделями себя, своих детей и других людей, но и показывают детям, что рабочие модели можно оспаривать и пересматривать. Поэтому психическое здоровье скорее определяется микроклиматом в семье, нежели наследственными факторами.
     Далее Боулби исследует стабильность внутренних рабочих моделей в связи с появлением защитных функций. По его мнению, постоянство внутренних рабочих моделей связано с тем, что:
     а) образцы взаимодействий становятся все менее осознанными по мере их автоматизации;
     б) двойные модели из-за своих реципрокных взаимоотношений более адаптивны, чем индивидуальные.
     Адекватность внутренних рабочих моделей серьезно нарушается, если защитное исключение информации из сознания сочетается с отказом реагировать на изменения, происходящие во внутренней среде. Поступающая информация в норме проходит несколько стадий, прежде чем достигнет сознания. На каждой стадии одна информация направляется для последующей переработки, другая – отбрасывается. Защитное исключение информации происходит в следующих ситуациях: