<<К списку статей

Формирование материнско-детской привязанности

Кощавцев А.Г.
Биосоциальная природа материнства и раннего детства//Батуев А.С., Безрукова О.Н., Кощавцев А.Г. и др./ Под редакцией А.С Батуева. - СПб.: Издательство С.-Петерб. ун-та, 2007. - 178-222c.

     «Родительско-детская привязанность», «материнско-детская привязанность» - термины, которые впервые стали использовать психоаналитики, поведенческие терапевты в середине 20 века. Теоретическое обоснование концепции привязанности принадлежит Джону Боулби (1951, 1963, 1980, 1988). Он считал, что привязанность – это тесное взаимодействие между двумя людьми, характеризующееся взаимными эмоциональным стремлением к сохранению близости. В разработке теории привязанности Джон Боулби опирался на положения этологии, кибернетики, теории информационных процессов, психологии развития, психоанализе. Практическая методика Мэри Инсфорд (1979) дала возможность проверить на опыте теоретические изыскания Джона Боулби и обогатила саму теорию новыми положениями.
     Отношения, получившие название взаимоотношения привязанности, в психоанализе именуются объектными отношениями, они касаются взаимодействия матери и ребенка, то есть осуществляются между объектом (мать) и субъектом (ребенок).
     Первым психоаналитиком, поставившим вопрос об объектных отношениях, была Мелани Кляйн (1952). В ее работах нужно отметить весьма оригинальную трактовку объекта. По мнению М. Кляйн – это «плохая или хорошая» материнская грудь. При кормлении ребенок периодически переживает насыщение (удовлетворение) и голод (неудовлетворение, фрустрацию), что является стимулом для проявления любви или ненависти. В результате получается, что грудь, в виде психического представления, оказывается любимой и ощущается как «хорошая»; если же грудь является источником неудовольствия, она ненавидится и ощущается как «плохая».
     «Хорошая» грудь и «плохая» грудь в виде представлений фиксируются в психике младенца. «Хорошая» грудь – внешняя и внутренняя – становится прообразом всех полезных и удовлетворяющих объектов, «плохая» же грудь – прообразом всех внешних и внутренних преследующих объектов. По мнению М. Кляйн, именно здесь впервые создается СУПЕР-ЭГО, достраиваясь позже хорошими и плохими фигурами, впервые появляется разделение на «плохое» и «хорошее».
     Спорные, а в чем-то и спекулятивные теоретические построения Мелани Кляйн в настоящее время оставлены, хотя некоторые аспекты теории, безусловно, содержат рациональное зерно. В более поздних работах объектные отношения на первом году жизни рассматриваются как развитие взаимодействия субъект-объект в направлении от фаз, в которых преобладает недифференцированное слияние между субъектом и объектом, к фазам обособления и достижения все более индивидуализированных состояний, в которых субъект уже отделен от объекта (Winnicot D., 1971).
     Разделяя точку зрения Мелани Кляйн о плохих и хороших объектах, Шпиц считает, что способность младенца различать «плохой» объект, который отказывается удовлетворять его потребности, и «хороший», на который направлено его либидо, возникает благодаря функционированию развивающегося Я. В бесконечно повторяющихся взаимодействиях ребенка происходит слияние образов двух предобъектов, «хорошей» и «плохой» матери. С этого момента появляется «единая» мать, то есть собственно либидинозный объект. На личности матери сосредотачиваются как агрессивные, так и либидинозные влечения младенца. Однако доминирующим в этом слиянии является хороший объект, поэтому либидинозный объект, по мнению Шпица, можно назвать объектом любви.
     Анна Фрейд (1965) предлагает иную трактовку развития личности у детей. Она считает, что проследить взаимодействия в структуре личности ребенка можно, построив своеобразные ряды развития и достижений детской личности. Такие ряды получили название психических линий развития. Подобные линии развития можно построить для нескончаемого количества областей: для области приема пищи, где ряд ступеней, начиная с младенческой стадии, проходит до привычных действий, характерных для питания взрослых; для области опрятности от первоначальных опытов по «приучению» к горшку до автоматического овладения функциями опорожнения; для физической гигиены от зависимости от ухаживающего до самостоятельности; для отношения к старшим товарищам от эгоизма и безразличия до дружбы и взаимности; от развлечения на собственном или материнском теле и от «переходных объектов» (пушистые игрушки) до ролевых игрушек и начал работоспособности (Фрейд А., 1965).
     Таким образом, психоанализ выделяет конституционально предопределенные линии развития, задержки или «забегание вперед» на которых связаны с влиянием родительского окружения, то есть объектных отношений (материнско-детских отношений), культурной среды, в которой растет ребенок. Заслуга Мелани Кляйн состоит в том, что в ее концепции младенец активен и от того, как он проходит возрастные этапы на первом году жизни, зависит предрасположенность к определенному типу аффективного реагирования. Анна Фрейд пошла дальше, она считает, что фазы объектных отношений не приурочены к возрасту, они дробятся на определенные виды поведения, в нюансах которого происходит формирование личности ребенка. Рене Шпиц, опираясь на большой опыт наблюдения материнско-детского взаимодействия, приходит к выводу о постепенном формировании объектных отношений от дообъектной стадии к фазе собственно либидинозного объекта. Нельзя не согласится с наличием значительного количества продуктивных идей в психоанализе в отношении материнско-детского взаимодействия, что послужило толчком для разработки теории привязанности.
     Следующим «кирпичиком» в «здании» теории привязанности можно считать этологические исследования. Этология – наука о сложном поведении животных в естественной среде обитания в эволюционном аспекте. Основоположниками данного научного направления были Нико Тинберген и Конрад Лоренц. Они полагали, что исследовать поведение животных необходимо не в клетках, а в естественной среде. Кроме того, они предложили пользоваться одинаковыми теоретическими принципами для исследования животных и людей. Одной из основных задач этолога Тинберген считал оценку поведения с точки зрения сохранения, выживания индивида или вида.
     Конрад Лоренц (1943) заметил, что гусята следуют за своей матерью после рождения. Такая связь между матерью и потомством помогает гусятам выживать и обучаться. Лоренц также обнаружил, что если в первые сутки после рождения о гусятах заботился он сам, они начинали следовать за ним, а не за какой-либо гусыней. Вид быстрого запоминания, запечатления был назван импринтингом. Период, наступающий сразу после рождения, в течение которого у птенцов возникает устойчивая связь с родителем, был назван критическим периодом. Если в критический период мать отсутствует, гусенок или отказывается ее признавать, или начинает ее бояться. Следовательно, «настроенность» на определенный объект или иерархию объектов вследствие раннего опыта закрепляется, чтобы стать непреложным при дальнейшем развитии.
     Ведутся дискуссии относительно присутствия импринтинга у человека, сходства и различия поведения младенцев, птенцов и детенышей млекопитающих. Хотя наличие формы поведения, которую можно было бы назвать импринтингом у человека, не доказано, в настоящий момент ответ на этот вопрос будет: «Скорее да, чем нет». Попытаемся обосновать свою позицию.
     Показано, что в первые часы после рождения дети находятся в спокойном бодрствующем состоянии время значительно большее, чем в последующие дни, вплоть до достижения ребенком месячного возраста (Yeshida M, Hideaki M., Masako Y., 1991). Дети первых дней жизни реагируют на запах молока своей матери и предпочитают его другим запахам. Из работ (DeCasper A.J., Fifer W.P., 1980; DeCasper A.J., Spence M., 1986; Goren C.C., Sarty M., 1975; Johnson M.N. et al., 1991) хорошо известны факты предпочтения младенцем первых дней жизни голоса своей матери голосам других людей и окружающим звукам, факты, свидетельствующие о том, что новорожденные чаще фиксируют взгляд на лице матери, чем на лицах других детей.
     Для каких целей новорожденный оснащен таким биологическим арсеналом? Нельзя отвергнуть идею, что это атрибуты особого периода, важного для развития.
     Джон Боулби применил этологические принципы к отношениям матери и ребенка. Он считал, что привязанность является специализированной функцией, и эволюционно произошла от функции защиты детеныша от опасности. Все дети в примитивном обществе, удалявшиеся от домашнего очага дальше определенного расстояния, погибали. Хотя вначале младенец посылает сигналы любому из ухаживающих за ним опекунов без различия, в дальнейшем он фокусирует свое внимание на тех главных фигурах, которые откликаются на его крик и вводят его в социальное взаимодействие. Однажды к кому-то привязавшись, ребенок становится способным использовать объект привязанности как безопасную базу для исследования окружающей среды и место, к которому возвращаются после этого. Насколько эффективной окажется фигура привязанности в этой роли, зависит от качества социальных взаимодействий, особенно чувствительности к младенческим сигналам, хотя сам ребенок тоже не лишен роли в этом взаимодействии.
     Мэри Инсфорд стала тем исследователем, который на практике применил теоретические концепции Джона Боулби. Она смогла показать, как «измерить» надежность привязанности в конкретной паре мать-дитя. Начав работу в санатории с детьми, длительно разлученными с матерью, продолжив свои эксперименты во время пребывания в Африке, она пришла к выводу, что для изучения привязанности ребенка в различных ситуациях необходимо регистрировать следующее.
     1. Реакции ребенка при появлении матери.
     2. Его реакции в ответ на попытку матери завязать контакт.
     3. Поведение ребенка, направленное на избегание разлучения.
     4. Поведение ребенка, когда он находится на руках у матери.
     5. Реакции типа избегания при контакте с незнакомым взрослым человеком.
     В эксперименте, разделенном на восемь эпизодов, изучается поведение ребенка при разлуке с матерью, степень воздействия такой ситуации на младенца и то, насколько легко удается матери успокоить малыша после расставания. Отмечается, как изменяется в этих условиях активность ребенка. Показательными являются моменты, когда мать уходит, оставляя ребенка с незнакомым взрослым, а затем возвращается.
     Оценка привязанности по методике М. Инсфорд предполагает выявление следующих ее вариантов.
     1. Надежная привязанность (Тип В) регистрируется у детей, которые не очень сильно огорчались после ухода матери, легко успокаивались, когда она возвращалась, стремясь к тесному физическому контакту с ней. Около 65% годовалых младенцев Северной Америки входят в эту категорию. При разделении поведение именно таких детей особенно нарушается.
     2. Избегающая привязанность (Тип А). Этот вариант отмечается у детей, которые не возражали против ухода матери и продолжали играть, не обращая особого внимания на ее возвращение. Такая привязанность является ненадежной, условно патологической. Дети с избегающей привязанностью не особенно обеспокоены присутствием незнакомца, но иногда избегали и игнорировали его так же, как они избегали и игнорировали своих матерей. В США и Канаде таких детей в возрасте года около 20%.
     3. Двойственная, манипулирующая привязанность (Тип С). Дети с этим вариантом сильно огорчаются после ухода матери, а когда она возвращается, сначала хватают ее за одежду, но потом быстро отталкивают. Такая привязанность относится к ненадежной, патологической. Около 10% младенцев демонстрировали этот тип. Эти дети были крайне негативны к незнакомцам, даже когда их матери находились рядом.
     В последние годы кроме классических типов был выделен еще один вариант привязанности, встречающийся у 5-10% американских детей и относящийся к ненадежному, патологическому типу. Его назвали дезорганизованной, неориентированной привязанностью (Shaffer D. R., 1996). Вариант характеризуется таким поведением младенцев, когда после возвращения матери они или «застывают» в одной и той же позе или буквально «убегают» от пытающейся приблизиться матери.
     К патологическим вариантам привязанности по Инсфорд, большинство авторов относит во всех случаях двойственный (амбивалентный) и дезорганизованный/ неориентированный типы, тогда как избегающий вариант возникает и в норме при высокой активности и развитом образе себя у ряда детей. Дети с избегающим типом привязанности в 3-4 летнем возрасте оказываются более осведомленными в понимании тонких эмоциональных состояний, умеют не проявлять свои отрицательные чувства, учитывая социальный контекст, по сравнению с ненадежно привязанными детьми (Goldberg S. et al., 1994; Silven M., Laine P., 1996). Два названных типа свидетельствуют о расстройствах привязанности с позиции классификации Мэри Инсфорд. Однако с 30-х годов двадцатого века исследователи стали выделять поведенческие, эмоциональные и когнитивные расстройства у детей, связанные с нарушениями материнско-детских отношений. Более поздние работы подтвердили влияние отношений формирующейся привязанности на развитие этих психиатрических синдромов. Следовательно, патологические типы привязанности по Инсфорд следует именовать расстройствами привязанности в узком смысле, а иные проявления, связанные с нарушением материнско-детских отношений – расстройствами привязанности в широком смысле.
     Отношения между матерью и ребенком в процессе формирования привязанности могут нарушаться. Если эти отношения недостаточны или по каким-то причинам ребенок оказался оторванным от матери (воспитывался в условиях депривации), то воздействует количественный фактор нарушения привязанности. Такие расстройства можно определить как депривационные. Если же личностные особенности матери, тип темперамента или изменение реактивности ребенка вследствие болезни нарушают развитие отношений привязанности, то можно говорить о воздействии качественного фактора. Эти расстройства можно квалифицировать как дискоординациооные.
     К депривационным расстройствам относятся анаклитические депрессии у младенцев и искаженное формирование личности ребенка. Именно расстройство личности в подростковом возрасте под воздействием депривации внесено в психиатрические рубрики DSM-IV под кодом 313.89 («реактивное расстройство привязанности»). С 1970-ых годов многие специалисты в США начали диагностировать у детей с историей серьезного плохого обращения в раннем детстве и девиантным поведением в подростковом возрасте «расстройства привязанности». К заболеваниям младенцев, в этиологии которых отмечается дискоординация материнско-детских отношений (наряду с другими факторами) относятся следующие: колика трехмесячных детей, нарушения пищевого поведения, нарушения сна, кожные заболевания, яктация. По удачному выражению Рене Шпица, аномальная личность матери воздействует при таких состояниях на ребенка как психологический яд, возбудитель болезни. Вместе с тем, трудный темперамент ребенка, его заболевания еще более декомпенсируют уязвимые черты характера матери, формируя патологический круг отношений.
     Одним из источников психологической индивидуальности ребенка и матери является специфика их мозговой организации. Психофизиология изучает соотношение развития мозга и поведения у животных и человека.
     У истоков психофизиологического подхода стоял А.А. Ухтомский. В начале двадцатого века он создал учение о доминанте, считая, что она является ведущим принципом поведения. Представление о доминанте как об определенной вертикали, связующей в единое целое систему взаимоотношений организма с миром, не потеряло своего значения до настоящего времени. Задача психофизиолога – понять механизмы и причины того или иного поведения, их сложные взаимоотношения. Постижение процессов развития, изучение влияний биологических факторов и факторов окружающей среды важно для понимания материнско-детских отношений.
     Мать и ребенка в течение всего периода беременности и первого года жизни младенца можно рассматривать как неразрывную психофизиологическую диаду (Батуев А. С., Соколова Л. В., 1994; Батуев А. С., 1999) Гестационная доминанта беременности разрешается в момент родов и ей на смену приходит родительская доминанта. От того насколько правильно сформируется эта родительская доминанта, во многом зависит физическое, психологическое и социальное благополучие ребенка на протяжении всей его жизни (Батуев А. С., Ляксо Е. Е., 2000; Батуев А. С., 2002).
     Родительская доминанта формируется в течение первого месяца после родов и в ее формирование существенный вклад вносит лактационная доминанта, которая, по всей вероятности обеспечивает определенный гормональный фон, способствующий адекватному становлению родительской доминанты. Кроме того, грудное кормление обеспечивает регулярный контакт матери и ребенка. Но родительская доминанта не исчерпывается только лактационной доминантой, и включает в себя многие другие мозговые механизмы, обеспечивающие особую направленность восприятия и реагирования матери. Как и любой другой, родительской доминанте свойственна определенная «констелляция нервных центров», обеспечивающая функциональную сонастройку заинтересованных мозговых структур.
     Подводя некоторый итог изложенному в введении по проблеме родительско-детской привязанности, необходимо отметить серьезную теоретическую обоснованность самого этого понятия, особенно с точки зрения эволюционного подхода, что отражено в работах Джона Боулби. Психолого-психиатрическая составляющая теории подробно освящена в исследованиях Рене Шпица и Мэри Инсфорд. Однако, детерминанты, которые будут определять тип привязанности в годовалом возрасте на протяжении первых месяцев жизни ребенка, больше постулируются, чем подтверждаются на фактическом материале. Следовательно, эти факторы нуждаются в дальнейшем изучении. Многочисленные исследования посвящены расстройствам привязанности в подростковом возрасте, необходимо уточнить эти данные на российской выборке с учетом критериев, принятых в отечественной подростковой психиатрии (Ковалев В. В. 1992; Королев В.В., 1992; Личко А. Е. 1983, 1985; Эйдемиллер Э. Г. 2003).

     В настоящее время не осталось никаких сомнений, что мать для ребенка первого года жизни является посредником для связи с окружающим миром, она же, в сущности, является для младенца его первичным окружением. Психоаналитики предложили удачную схему, в которой личность матери занимает высшие этажи несформированных структур личности ребенка. Вместе с тем, на протяжении первого года жизни, существуют периоды, когда ребенок в большей или меньшей степени нуждается в матери, что, на первый взгляд, противоречит диадическим отношениям между матерью и младенцем.
     Мы уже упоминали, что за рубежом и в нашей стране было показано, что дети первых дней жизни реагируют на запах молока своей матери и предпочитают его другим запахам. Хорошо известны факты предпочтения младенцем первых дней жизни голоса своей матери голосам других людей и окружающим звукам (DeCasper A.J. et al., 1980, 1986). Более того, было показано, что ребенок дольше фиксирует взгляд и совершает поворот головы на больший угол при предъявлении различных рисунков с лицом, кукол при исследовании зрительного предпочтения у новорожденных в первые два часа жизни. При этом дети отдают предпочтение стимулам с движущимися элементами и живым лицам по сравнению с изображением лица. Обнаружено также, что новорожденные чаще фиксируют взгляд на лице матери, чем на лицах других детей (Goren C.C., Sarty M., 1975). Следовательно, в первые часы и дни жизни ребенок особенно нуждается в матери. Далее, наступает некоторое «охлаждение» и мать может заменить другой взрослый, если он подражает ее поведению. Такая ситуация наблюдается не у всех детей и некоторые младенцы в 2х-3х месячном возрасте с трудом отпускают мать. Тем не менее, является неоспоримым фактом, что материнско-детские отношения в указанном возрасте не столь эмоциональны и напряжены. Рудольф Шафер (1964) возраст от 6 недель до 7 месяцев назвал стадией недифференцированных привязанностей, поскольку в этой стадии младенцы быстро удовлетворялись всякой человеческой кампанией (Ellsworth C. et al., 1993). Они успокаивались, когда любой взрослый брал их на руки. Известно также, что в возрасте 8-месяцев у младенцев появляется «тревога разделения с матерью», что свидетельствует о том, что мать снова становится «особенно нужна» ребенку.
     В основе первого исследования, которое мы провели для выявления специфики отношений в системе мать-дитя на протяжении первого года жизни ребенка, лежала разработанная нами в соавторстве с А.С.Батуевым и М.В.Соболевой (А.С.Батуев, А.Г.Кощавцев, М.В.Соболева,1995;1996) методика исследования зрительного предпочтения у детей в ситуации выбора.
     В разработке этого метода мы опирались на концепцию привязанности между матерью и ребенком старше восьми месяцев и исследования, свидетельствующие о диадных отношениях между ребенком и матерью в пренатальном и раннем постнатальном периодах (A.DeCasper,W.Fifer,1980;P.Miller,1989;M.Yeshida et al.,1991). Эти факты, а также данные о зрелости зрительной системы к моменту рождения (H.Saffer, P.Emerson,1975) позволили сделать вывод о способности зрительного выделения ребенком матери из находящихся рядом людей уже в первые часы жизни (I.Belsky et al.,1981;C.Goren,M.Sarty,1975). Исследование зрительного предпочтения у младенцев в ситуации выбора проводилось в дневные часы при естественном освещении. За основу исследования было взято стандартное неврологическое обследование объема движения глазных яблок у ребенка. Младенец после кормления в условиях свободного пеленания для сохранения подвижности головы, в спокойном бодрствующем состоянии располагался вертикально на руках ассистента. Вертикальное положение ребенка выбиралось для пролонгирования его бодрствующего состояния. Ассистент выбирался не из числа родственников. В качестве объектов для фиксации и проверки объема слежения использовали: красную погремушку длиной 20 см, издающую при движении негромкий звук; красную куклу с лицом размером 20 на 10 см; лицо матери и лицо экспериментатора. В качестве экспериментатора в ситуации выбора выступали различные люди. Эксперимент начинался с предъявления младенцу в произвольном порядке погремушки либо куклы.
     Предмет располагался прямо перед глазами ребенка на расстоянии не более 25 и не менее 20 см, т.е. на оптимальном фокусном расстоянии для детей этого возраста (Т.Бауэр,1985). После фиксации на предложенном объекте взгляда младенца, которую определяли по отражению на зрачке ребенка, объект начинали плавно перемещать по радиусу влево на 90 градусов, затем с той же скоростью по тому же радиусу возвращали его в центральное положение и, не меняя скорости, перемещали по радиусу вправо на 90 градусов. Таким образом, полный объем слежения составлял 270 градусов, средняя скорость перемещения - 20 градусов в секунду. Все объекты проверялись в эксперименте на полноту объема слежения, смена объектов производилась за экраном.
     Затем ребенку предлагались три различные ситуации выбора между объектами: 1) между погремушкой и куклой; 2) между куклой и лицом матери; 3) между лицом матери и лицом экспериментатора. Ситуации выбора предлагались младенцам в произвольном порядке. При предложении ребенку выбора между объектами они попарно располагались рядом на оптимальном фокусном расстоянии и, после фиксации на них взгляда ребенка, начинали одновременно с одинаковой скоростью расходится по дуге на 90 градусов. Направление перемещения объектов выбиралось в произвольном порядке. Каждая пара объектов для выбора предлагалась ребенку трижды. Слежение путем движения глазных яблок с поворотом головы вслед за одним и тем же объектом хотя бы два раза считалось положительным результатом. О том или ином предпочтении в ситуации выбора судили по стойкому, устойчивому предпочтению младенцев к тому или иному объекту, которое определялось в выраженном повороте головы ребенка в сторону предпочитаемого предмета.
     Общее время тестирования составляло 15 минут.
     В исследовании принимали участие 86 доношенных детей без неврологической патологии от 7 дней до 14 месяцев жизни. В ситуации выбора между куклой и лицом матери существует определенная закономерность: у новорожденных в возрасте от 7 до 23 дней отмечалось предпочтение лица матери, у детей более старшего возраста наблюдается предпочтение игрушки с лицом, которое постепенно, начиная с 7 месяцев, вновь сменяется устойчивым предпочтением лица матери (Батуев А.С., Кощавцев А.Г., Соболева М.В., 1995; 1996). В ситуации выбора между лицом матери и незнакомца ситуация не столь однозначна, однако, можно предположить, что к 7 дню жизни зрительное запечатление лица матери уже состоялось, поэтому дети предпочитают лицо незнакомца в качестве нового зрительного образа. Возрастание двойственного выбора в более старших возрастах свидетельствует, по-видимому, об установлении иерархии зрительных образов в это время. Старше 8 месяцев мы, как и при первом выборе, видим устойчивое предпочтение лица матери.
     Имеющиеся факты, собственные экспериментальные результаты позволяют выдвинуть гипотезу о наличии двух наиболее отчетливо выраженных периодов проявления предпочтения матери со стороны младенца - в первые дни (а может быть и часы жизни) ребенка, и в 8-9 месяцев. Первый период связан с запаховым, зрительным стимулами матери. В основе второго периода лежат, по-видимому, как биологические, так и уже более сложные эволюционные и психологические механизмы, такие как уверенность в защищенности, страх, то есть, формирующаяся система материнско-детских отношений.
     Занимаясь поддержкой грудного вскармливания на отделении патологии новорожденных детей, мы отметили, что в ряде случаев дети в возрасте 15-30 дней предпочитают при кормлении не материнскую грудь, а бутылочку или рожок с резиновой, силиконовой, полиуретановой соской. Следовательно, одни дети в это время продолжают «особенно» нуждаться в матери, другие – нет.
     Целью следующего исследования было изучение взаимовлияния паттернов взаимодействия между матерью и ребенком и механизмов вскармливания в первые недели жизни младенца. Исследование проводилось на базе отделения патологии новорожденных детей многопрофильной больницы № 22 города Санкт-Петербурга.
     В основу структуры отделения патологии новорожденных детей положены принципы: этапность, преемственность и адекватность возможных вмешательств состоянию новорожденных детей. При поступлении в больницу ребенка направляют в зависимости от степени тяжести заболевания в реанимацию новорожденных или на пост интенсивной терапии. На этом этапе речь идет о жизни и здоровье ребенка, поэтому грудное вскармливание является второстепенным вопросом, хотя некоторым матерям, при стабильном состоянии ребенка, позволяется прикладывать его к груди. На втором этапе детей переводят в блок совместного пребывания с матерью. Именно здесь налаживание грудного вскармливания является важной задачей, наряду с программами медикаментозной и физиотерапевтической реабилитации.
     В исследовании участвовали 36 пар мать-дитя, которые входили в группу восстановления грудного вскармливания. У исследованных матерей отсутствовало тревожно-депрессивное состояние. Из 36 детей 16 были недоношенными и 20 доношенными. Среди доношенных детей было 7 мальчиков и 13 девочек, средний возраст составлял 2,65+0,284 нед. Группа недоношенных детей состояла из 12 мальчиков и 4 девочек, со средним возрастом 3,25+0,682 недели. По степени недоношенности дети были распределены в три группы: I- ая группа, 35-36 недель гестации, 7 детей; II-ая группа, 31-34 недель гестации, 8 детей; III-я группа, 28-30 недель гестации, 1 ребенок. Соматические и неврологические расстройства оценивались совместно и ранжировались по степени тяжести как легкое (близкое к норме, 23 ребенка), среднетяжелое (11 детей) и тяжелое (2 ребенка) состояние. Среди факторов, влияющих на успешность грудного кормления, учитывались: родоразрешение естественным путем или путем кесарева сечения (оперативное вмешательство, по-видимому, нарушает последовательность гормонального обеспечения лактации), день прикладывания ребенка к груди (известно, что раннее прикладывание способствует увеличению периода кормления ребенка грудью, поэтому прикладыванию в первый день мы придали максимальный балл), время, затраченное врачом, для получения первого позитивного результата (прецедент «успеха» создает положительный эмоциональный настрой у матери). Имело значение, кроме того, сформированный или несформированный сосок у матери (что связано как с наследственностью и гормональным фактором, так и с «самоподготовкой» к кормлению), использование в качестве «переходного объекта» пальца матери или врача (эмпирически эффективный прием у недоношенных при вялом сосании).
     Особо оценивался показатель техники кормления. Мы информировали мать о некоем «эталоне», сложившимся опытным путем в этом отделении, соответствие или несоответствие которому и сформировало этот показатель. В «эталон» рекомендуемой процедуры кормления входили: сцеживание молока, если ребенок еще получает бутылочку или недостаточно прибавляет в весе; отсутствие одежды, стесняющей грудь, лучше всего, если мать была одета в халат или мужскую рубашку, которые легко расстегивать; использование матерью оптимального положения при кормлении, когда сосок и рот ребенка подходят друг к другу как «ключ к замку»; кормление ребенка в позе сидя, когда головка ребенка расположена на локтевом сгибе одной руки, а второй рукой мать держит сосок у ареолы между указательным и средним пальцем; стимулирование сосания младенца, что достигается в указанной выше позе, надавливанием указательным пальцем «на себя» по краю ареолы (сосок в полости рта малыша скользит по его верхнему небу, эффективно усиливая сосание).
     Учитывались также показатель нормализации грудного кормления при выписке ребенка из отделения (соотношение длительности и частоты кормления грудью и из бутылочки), качественный показатель взаимодействия матери и ребенка, и использование приема «стимуляция пятки» способствующего сосанию у недоношенных детей.
     Паттерны взаимодействия матери и ребенка оценивались по материалам видеозаписи по модифицированной нами методике Алана Фогеля (Fogel A., Dickson L., Hsu H., Messinger D., Nelson-Goens G., Nwokah E., 1997). Кроме гармонии и дисгармонии взаимодействия по Фогелю, в поведении ряда матерей мы отметили черты формальности, излишней активности или, наоборот, ведомости. Мы относили характер взаимодействия между матерью и ребенком только к одному из пяти перечисленных ниже типов.
     Симметричный (1) тип материнско-детского взаимодействия, в частности при кормлении, характеризуется координацией и точностью действий обоих. Каждое новое поведенческое приобретение - результат непрерывного обмена двигательных, эмоциональных и других связей между двумя партнерами. Такое взаимодействие сравнивают с «неуловимым балетом», в котором у каждого члена пары своя роль. Наблюдается поочередная смена активности и пассивности партнеров.
     При асимметричном, монополярном общении, один из партнеров является лидером, тогда как второй ведомым. Если мать жестко регламентирует режим ребенка по минутам и часам, не считаясь с его потребностями, типом темперамента, то взаимодействие можно назвать монополярным материнским (2 «А»). В том случае, когда ребенок «манипулирует» матерью, а она ничего не может противопоставить его аномальному поведению, это взаимодействие можно считать монополярным детским (2 «В»). Например: отказ ребенка от груди при наличии молока, стремление любой ценой получить рожок.
     Формальный (3) тип отмечается в том случае, когда мать выполняет рекомендации врачей и медсестер, прислушивается ко всем советам родственников, однако общается с ребенком, крайне сухо, неэмоционально, «механически».
     Дисгармоничный, некоординированный (4) тип общения наблюдается тогда, когда один из двух партнеров активно пытается вовлечь второго в действия, в то время как второй занят совершенно другим. Взаимная координация между двумя участниками отсутствует. Пример дисгармоничного общения – ребенок рассматривает лампочку, зевает, игнорируя попытки матери дать ему бутылочку или грудь.
     При обработке результатов применялась статистическая программа STATISTICA. Использовался кластерный и факторный анализ выборки. Кластеризация проводилась методом k-средних с выделением трех кластеров. Факторный анализ проводился методом главных компонент с выделением четырех факторов и последующей Варимакс-ротацией.
     При факторном анализе оказалось, что между техникой кормления, эффективностью взаимодействия в паре мать-дитя и положительным итогом воздействия в группе восстановления грудного вскармливания существуют достоверные корреляции. То есть либо при реципрокных отношениях между матерью и ребенком, либо в ситуации, когда мать более активна (монополярный материнский тип взаимодействия), способности матери быстро овладеть приемами грудного вскармливания зависит качество кормления новорожденного при выписке из больницы.
     Второй тип достоверных корреляций получен между показателями недоношенности и использованием приема стимуляции пятки при грудном кормлении, что свидетельствует об иных механизмах закрепления стереотипов грудного кормления у недоношенных детей.
     Становление стереотипов поведения у новорожденного нам представляется в виде сложного процесса, в котором переплетаются условные механизмы, механизмы запечатления, вероятно и другие. Однако в зависимости от некоторых факторов у одних детей преобладают условно-рефлекторные схемы поведения, у других - схемы запечатления, у третьих – иные механизмы. Мы предлагаем гипотезу о том, что у недоношенных детей при становлении пищевого поведения преобладают условно-рефлекторные механизмы, а у доношенных – механизмы запечатления.
     Известно, что перед родами в срок напряжены гормональные системы матери, отмечается гормональный криз, который приводит к появлению «полового криза» у новорожденных в виде нагрубания молочных желез, отделения из них секрета. У недоношенных детей половой криз практически не отмечается.
     Для запечатления важна сенсорная полимодальность, фиксация образа матери в целом, что обеспечивается относительной зрелостью сенсорных систем доношенного ребенка, их кооперацией (Бауэр Т., 1985). У недоношенных детей из сенсорного единства выпадает зрительная система, так как часто поражаются сосуды сетчатки. Вместе с тем, у недоношенных детей облегчается условно-рефлекторное закрепление мономодального типа еще до достижения ими гестационного срока рождения (Барашнев Ю.И., 2001, c. 447).
     Если согласиться с мнением, что у человека возможны импринтинговые механизмы памяти и научения, то они обязательно приурочены к определенному отрезку времени, когда средовой фактор должен вызвать эффект. Очевидно, что 40 недель гестации, время родов, появление полимодального образа матери является началом этого периода у доношенного ребенка.
     При кластерном анализе выборки получены некоторые данные, подтверждающие эту гипотезу.
     Отмечаются следующие составляющие каждого из трех кластеров. В первой кластерной группе все переменные (возраст, родоразрешение, оценка состояния, день прикладывания ребенка к груди, показатель сформированности соска, время вмешательства) достаточно близко расположены к центру, за исключением переменной «оценка состояния». Условно можно говорить, что в данном кластере главным является показатель родоразрешения. Если роды произошли в срок, ребенка достаточно быстро прикладывают к груди, период разлучения по медицинским показаниям короток, поэтому возраст, в котором ребенок вместе с мамой попадает в группу восстановления грудного вскармливания небольшой, у матери хорошо сформирован сосок и время для налаживания кормления не слишком длительное. Подобная трактовка скорее является постановкой вопроса, который требует своего разрешения, поскольку при факторном анализе не получено значимых корреляций, хотя между показателем родовспоможения и показателем времени вмешательства, как между показателями возраста и первого прикладывания к груди отмечаются близкие к достоверным корреляции. Вместе с тем, такая интерпретация возможна и, если пойти дальше, то механизмом, объединяющим этот кластер, вполне может быть механизм запечатления. Импринтинг для грудного пищевого поведения в первые дни состоялся, поэтому это поведение легко восстановить спустя некоторое время. И наоборот, импринтинг не состоялся, поскольку роды были, например, оперативные, возраст, в котором ребенок вместе с мамой попадает в группу восстановления грудного вскармливания свыше 3 недель, у матери плохо сформирован сосок и время для налаживания кормления длительное. Еще раз оговоримся, что это гипотеза, подтвержденная, тем не менее, данными кластерного анализа. Второй кластер объединяет пять переменных (пол, гестация, степень недоношенности, использование пальца в качестве переходного объекта, использование приема стимуляции пятки), среди которых достаточно далеко от центра отстоит переменная гестации. Это объясняется биполярным характером переменной, а при факторном анализе между этим показателем, показателем степени недоношенности и показателем использования «стимуляции пятки» отмечаются достоверные корреляции.
     Следовательно, в этом кластере явно отражаются закономерности, происходящие в группе сохранения грудного вскармливания у недоношенных детей. Можно сказать, что эта группировка отчасти подтверждает нашу гипотезу о преобладании у недоношенных детей условно-рефлекторных механизмов при пищевом поведении. Чем выше степень недоношенности, тем чаще в виде пособия используется стимуляция пяточной области. Если ребенок недоношен, то у него также используется стимуляция «палец во рту» в качестве переходного объекта между резиновой соской и материнской грудью.
     Третий кластер отражает корреляции, полученные при факторном анализе, и присутствующие при грудном кормлении в системе мать-дитя. В кластер вошли переменные техники кормления, типа взаимодействия между матерью и ребенком и переменная успешности вмешательства. Подобная группировка явно имеет отношение к механизмам формирующейся привязанности. Таким образом, второе исследование подтверждает гипотезу о существовании механизмов запечатления для грудного кормления.
     Если роды прошли относительно благополучно, доношенный ребенок через короткое время или сразу же был приложен к груди, даже при ухудшении его состояния в последующие дни, к 2-3 неделям относительно легко удается восстановить грудное вскармливание. Обратная картина наблюдается, если ребенок родился в тяжелом состоянии, и раннего контакта с матерью не было (однако ребенок с успехом запечатлевает кормление из бутылочки). Исследование также показало, что у недоношенных детей при вскармливании задействованы иные механизмы.
     Таким образом, наше исследование указывает на наличие, по крайней мере, двух особых периодов в материнско-детском взаимодействии для сфер зрительного предпочтения и пищевого поведения младенца. Это первые часы или дни жизни и период от 8 до 14 месяцев. С точки зрения этологического чувствительного периода, возникает вопрос о необходимости дублирования данных критических периодов и вопрос об изменении поведения ребенка в старших возрастах, например, при отсутствии матери как в первом, так и во втором периодах. Вариантами ответа на первый вопрос является современное понятие о компетенции младенца, которая, как оказалась весьма велика, и, по-видимому, в плане импринтинга-привязанности ребенок «серьезнее оснащен» по сравнению с детенышами животных. Мы уже говорили о вероятности того, что второй период может быть более связан с социальной историей детей. Он, возможно, является поздней социальной надстройкой над первым, биологическим периодом. В эволюционном смысле такая двойная структура делает человека более гибким во взрослом состоянии и ликвидирует недостаток непреложности зависимого от запечатления поведения, как например, при критическом периоде у птиц.
     Ответ, на второй вопрос лежит в плоскости исследования подростков, имевших материнскую депривацию в течение первого года жизни, и уточнения данных, которые имеет по этому поводу американская психиатрия.
     Впервые на связь между родительско-детскими отношениями на первом году жизни ребенка и отклоняющимся поведением в подростковом возрасте обратил внимание Джон Боулби. Он считал, что девиантное поведение у подростков является результатом прерванной привязанности в раннем возрасте. Для иллюстрации своей позиции он показал на небольшой группе детей корреляции между последующим отклоняющимся поведением и эпизодами депривации в течение первых двух лет жизни. Данная позиция, наряду с работами Гольдфарба по социализации усыновленных и удочеренных детей, привела к тому, что детские психологи и психиатры в США и Великобритании стали устанавливать подобным детям диагноз «расстройства привязанности». После ряда исследований, подтвердивших такой подход, и повседневной клинической практики симптомокомплекс вошел в перечень психических и поведенческих расстройств в США.
     Для уточнения представления о «прерванной привязанности» при наличии разных видов депривации (материнская, отцовская, воспитание в госучреждениях) в течение первых полутора лет жизни мы предприняли катамнестическое исследование.
     Исследование проводилось на основе изучения историй болезни подростковых отделений психиатрической больницы № 3, отделений Детской психиатрической больницы № 9 С.-Петербурга. Было изучено 113 историй болезни, из них 61 мальчиков и юношей и 52 девочки и девушки.
     Основная группа I мальчиков состояла из 25 подростков с девиантным поведением и признаками родительской депривации до 1,5 летнего возраста. II основную группу составили 16 мальчиков с умственной отсталостью в лёгкой степени, признаками депривации в раннем детстве и наличием девиантного поведения. Контрольную группу составили 20 мальчиков с отклоняющимся поведением, отсутствием признаков депривации в раннем детстве и наличием на момент госпитализации полной функциональной семьи. Следует оговориться, что данная группа не является контрольной в формальном смысле, поскольку при использовании катамнестического метода это в принципе невозможно.
     Средний возраст в основной группе мальчиков I (16 + 4 года) мало отличался от контрольной группы (16 + 3 года), средний возраст в основной группе мальчиков II составлял 14,5 + 1,5 года. В основную и контрольную группу девочек вошли по 20 подростков дифференцированных по выше изложенным принципам. Средний возраст в основной группе девочек был несколько шире (15 + 2 года), чем в контрольной группе 16 + 1 года. II основную группу у девочек составили 12 детей с умственной отсталостью в лёгкой степени, признаками депривации в раннем детстве и наличием девиантного поведения. Средний возраст этих детей (11,5 + 3,5 года) был ниже в связи с ранней манифестацией у них отклоняющегося поведения.
     Уровень умственной отсталости определялся клинически, врачом-психиатром соответствующего учреждения, в качестве дополнительного метода использовалось психометрическое тестирование по стандартизированной методике М. Векслера (1989).
     Все полученные данные были подвергнуты статистической обработке.

     Первые 6 показателей сравнивались по степени их наличия в каждой из исследованных групп подростков. Производилось сравнение выборочных вероятностей показателей. Структура факторов в каждой группе определялась с помощью метода главных компонент с выделением двух факторов и последующей Varimax-ротацией. Использовалась статистическая программа NCSS-2000.
     Результаты исследования показали связь ранней родительской депривации и девиантного поведения в подростковом возрасте у мальчиков. По отношению к подросткам с отклоняющимся поведением, но без признаков депривации, у мальчиков основной группы достоверно чаще встречаются делинквентность, алкоголизация/наркотизация и саморазрушающее поведение с ущербом для нравственного развития (СПУНР). В результате многофакторного анализа оказалось, что делинквентность/наркотизация и СПУНР/время начала проявлений девиантного поведения формируют факторы у подростков с депривацией в раннем детстве и отклоняющимся поведением. У подростков с отклоняющимся поведением и без депривации структура факторных групп иная, 1ый фактор: бродяжничество/суицидальное поведение/делинквентность/СПУНР; 2ой фактор: время начала проявлений девиантного поведения/токсикомания. Кроме того, максимальная нагрузка у мальчиков основной группы падает на факторы делинквентности и СПУНР, тогда как у подростков без депривации это – бродяжничество и время начала проявлений отклоняющегося поведения.
     При сравнении депримированных в раннем возрасте мальчиков с нормальным интеллектом и подростков с легкой степенью умственной отсталости также оказалось, что структура факторных групп разная. Наиболее весомым у олигофренов является фактор делинквентности/бродяжничества.
     При отсутствии отца в возрасте с 3-х до 18 месячного возраста, у мальчиков и юношей девиантное поведение проявлялось наиболее часто.
     Чем тяжелее проявления отклоняющегося поведения, тем более выражена отцовская депривация. Например, отец 18 летнего В.А. утонул, когда мальчику было 3 месяца. У В.А. отмечаются реакции протеста и эмансипации, приводящие к уходу из дома (РПЭПУ), СПУНР, делинквентность и суицидальное поведение.
     У девочек с ранней родительской депривацией девиантное поведение достоверно проявлялось при воспитании в государственных учреждениях. Такая же тенденция отмечается, если девочка была удочерена после 1,5 лет, не достигающая, однако, статистически достоверного уровня. В этом случае, по-видимому, привязанность была окончательно сформирована к биологическим родителям, персоналу домов ребенка и не смогла трансформироваться в привязанность к новым родителям.
     Девочки с отклоняющимся поведением (11 из 26), часто имели асо-циальную, периодически оставлявшую их в раннем детстве на попечение других людей, мать (частичная материнская депривация). Массивность депривации и объем девиантного поведения у девочек также является статистическими достоверными. Структура факторов при многофакторном анализе у девочек основной и контрольной групп также отличается. У девочек с нормальным интеллектом и депривацией обращает на себя внимание наибольший вес фактора – наркотизация/сексуальные расстройства. В контрольной группе девочек вообще отсутствуют сексуальные расстройства (поэтому данный фактор не обрабатывался NCSS), а фактор наркоманического поведения имеет низкий вес. Эти девочки демонстрируют сплав делинквентности, агрессивности и суицидального поведения. У умственно отсталых наиболее весомы делинквентность и СПУНР, что напоминает распределение нагрузок факторов у мальчиков с нормальным интеллектом и депривацией.
     Результаты свидетельствуют о том, что структура отклоняющегося поведения у подростков, имевших раннюю родительскую депривацию, и у подростков без признаков депривации разная. Депримированные мальчики-девианты чаще демонстрируют делинквентность, алкоголизацию/наркотизацию и саморазрушающее поведение с ущербом для нравственного развития (СПУНР).
     Нельзя не отметить, что умственная отсталость у депримированных мальчиков-девиантов способствует более выраженному проявлению делинквентного поведения и присутствию такой категории отклоняющегося поведения как бродяжничество.
     Депримированные девочки-девианты по структуре отклоняющегося поведения отличаются от недепримированных девочек с нормальным интеллектом и девочек-олигофренов. Наиболее весомым у них является фактор, сочетающий наркотизацию и сексуальные расстройства.
     Тогда как девочки из контрольной группы и девианты-олигофрены демонстрируют поведение, напоминающее по факторной структуре мужское отклоняющееся поведение. У олигофренов в структуру факторных групп не входят суицидальные попытки и бродяжничество по сравнению с депримированными подростками, имеющими нормальный интеллект.
     У девочек, воспитывавшихся невнимательной асоциальной матерью в раннем возрасте или в государственном учреждении, возникают трудности на пути приобретения способностей поддержать домашний очаг, создать уют и доброжелательность в семье. Основные проявления их поведения: сексуальные отклонения, проявлявшиеся в раннем начале половой жизни, сексуальной расторможенности и наркотизация.
     Таким образом, при полной родительской или частичной депривации в течение первых полутора лет жизни у подростков отмечается отклоняющееся поведение отличное от девиантного поведения детей без депривации. Причем у мальчиков различия в констелляции отклоняющегося поведения наиболее достоверны. Перечень вариантов отклоняющегося поведения, исходя из психопатологической концепции Ковалева В. В.- Личко А. Е., выглядит одинаковым. Однако, детям с депривацией в возрасте до 1,5 лет, нормальным интеллектом, детям с депривацией и умственной отсталостью присущи различные профили такого отклоняющегося поведения. Юноши-подростки с нормальным интеллектом бессознательно и сознательно склонны «винить во всех своих бедах» близких, поэтому острие агрессии и манипулирования направленно на них (особенно на мать). Общество также «получает по заслугам», как выражаются некоторые психоаналитики, они «мстят» всем окружающим за свое жестокое раннее детство, поэтому воровство, подлог, жестокость по отношению к сверстникам и старшим так часто встречается у них (проявления делинквентности). Делинквентность также присуща подросткам-мальчикам с расстройством привязанности и сниженным интеллектом, что и депримированным с нормальным интеллектом и, вероятно, по тем же причинам. Бродяжничество нам представляется замещающей формой поведения в поисках новых объектов привязанности.
     У девочек с расстройством привязанности трактовка не столь однозначна. Вместе с тем, раннее начало половой жизни, сексуальная расторможенность у подростков с нормальным интеллектом вполне объяснима с позиций эволюционного подхода. Почему депримированные девочки с умственной отсталостью демонстрируют такое же поведение как депримированные мальчики с нормальными интеллектом? По-видимому, нормальный интеллект вместе с половыми психологическими особенностями «уберегает» девушек от крайних поступков. Вероятно, этот «тормоз» не срабатывает при сниженном интеллекте.
     Итак, по сравнению с позицией о возможности критического периода привязанности к родителям в младенческом возрасте, мы выдвигаем концепцию наличия в течение первых полутора лет жизни ребенка двух респонсивных периодов в развитии привязанности. Это первые часы или дни жизни и период от 8 до 14 месяцев. Наши данные свидетельствуют о сформированности зрительных и пищевых предпочтений младенца к концу первой недели жизни. Литературные данные показали сформированность запаховых, слуховых, кинестетических предпочтений приблизительно к этому же времени. Второй период или период «тревоги восьмимесячных детей» при разделении с матерью хорошо известен и детально изучен с помощью психологического эксперимента «ситуация с незнакомцем». Проведенное нами исследование зрительного предпочтения подтверждает эти работы. По-видимому, отличие респонсивного периода от чувствительного периода, принятого в этологии, заключается в отсутствии полной зависимости взрослого поведения от качества стимула, воздействующего на протяжении периода, страховке или дублировании предыдущего периода последующим. Следовательно, расстройства привязанности, проявляющиеся отклоняющимся поведением в подростковом возрасте, возникают при условии, что ребенок испытывал депривацию не менее двух раз в возрасте до 1,5 лет или депривация захватила весь этот период (как в приведенном катамнестическом исследовании).

     Некоторые специалисты по исследованию привязанности считают, что детерминанты, определяющие привязанность младенца к близким, можно свести к двум большим группам. Это – детерминанты так называемой «макропривязанности», которые связаны с влиянием семьи, включая отца, бабушек и дедушек, социума в целом, в том числе традиций страны, в которой родился ребенок. Вторую группу связей, определяющих, то, какой будет привязанность у ребенка, обозначают как «микропривязанность», что означает качество отношений в диаде, то есть между матерью и ребенком. Последнюю группу факторов ряд авторов назвали «классическими» детерминантами надежной привязанности (Belsky I., Rovine , M., 1988; Cassiba R., Van Ijzendoorn M., D`Odorico L, 2000).
     Именно о них писала Мэри Инсфорд, полагая, что качество младенческой привязанности в большей степени зависит от качества внимания, которое получает ребенок. Она показала, что матери надежно привязанных младенцев являются высоко чувствительными к детям, удовлетворяя их потребности с помощью эмоциональной экспрессии, тесного физического контакта. Последующее восприятие других людей строится на основе опыта общения с первичным объектом привязанности, чаще всего с матерью. Если взрослый хорошо понимает ребенка, младенец чувствует заботу и комфорт и становится надежно привязанным.
     Многие исследования подтвердили значение особых психологических характеристик матери, которые удобно называть респонсивностью (чувствительностью, сенситивностью). Эти характеристики матери могут влиять на формирование привязанности ребенка или прямым или косвенным образом. Прямое влияние связано с чувствительным поведением матери в отношении сигналов младенца и в определенных аспектах ее взаимодействия с младенцем (Grossman K., Grossman K.E., Spangler S., Suess G., Unzner L., 1985, Isabella R.A., Belsky I., 1991;Isabella R.A., 1993). Кроме того, было показано косвенное воздействие на тип привязанности такого фактора как удовлетворение ролью матери, что является своего рода посредником между качеством брачных отношений и качеством привязанности.
     Мы провели два исследования с целью уточнения литературных данных в плане влияния факторов микропривязанности. Задачей первого исследования было выявление более тонких связей между способностью матери отвечать на потребности младенца, особенностями его психического развития и формированием определенного типа привязанности. Поскольку второе исследование проводилось позже первого, мы решили оценить также влияние на тип привязанности таких факторов как особенности личности матери, ее образовательный уровень, уровень брачных отношений (относящийся скорее к факторам макропривязанности), способность матери организовать грудное кормление и тип ее взаимодействия с малышом при этом.
     Вследствие того, что работа проводилась на разных базах, различались как материнские, так и детские выборки. Первое исследование проводилось на базе районных женской консультации и детской поликлиники, поэтому, например, образовательный уровень матерей отражал популяционные показатели, и три четверти матерей имели среднее образование, остальные – высшее. За исключением двух детей, все малыши были выписаны из роддома домой, среди них не было недоношенных детей и детей, перенесших пневмонию.
     Второе исследование проводилось на базе Детской городской больницы. После рождения все малыши из роддома были переведены в отделение патологии новорожденных в связи с недоношенностью, затянувшейся желтухой, пневмонией (все, кроме пяти), наличием неврологической симптоматики (однако достоверных различий между выборками детей по неврологическому состоянию мы не получили, что связано с намеренным отказом от работы с детьми с грубой неврологической симптоматикой). Образовательный уровень матерей детей из больницы был несколько выше (половина матерей имела высшее образование), что связано, по-видимому, с добровольным участием матерей в контрольных исследованиях на протяжении первого года жизни. Качество брачных отношений в выборках матерей достоверно не различалось, хотя субъективно, мужья матерей детей из больницы чаще приходили на контрольные приемы вместе со своими женами, больше интересовались у врача состоянием здоровья ребенка.
     1.1. Первое срезовое исследование
     В трехкратном обследовании на протяжении первых 14 месяцев жизни участвовало 3 группы мать-дитя. Первое исследование проводилось в возрасте младенца 5+1 месяц и включало 23 пары мать-дитя. Второе – в возрасте 7+2,3 месяца, включало 17 первичных пар и 17 новых пар мать-дитя (всего 34 матери и ребенка). Третье исследование проводилось в возрасте младенца – 12+2 месяца и включало 24 пары мать-дитя, из которых 14 были первичными, 6 пар включились после второго исследования, и 4 пары были новыми.
     Психологический профиль младенца характеризовался показателями теста развития детей первого года жизни О.В.Баженовой (1986).
     Напомним, что тест включает 6 шкал: двигательного, эмоционального, сенсорного развития, шкалы действий с предметами, взаимодействия со взрослыми и собственной голосовой активности. Для каждой сферы вычислялся индекс ее развития (ИР), представлявший отношение действительного уровня ее развития к контрольному. Тест содержит 92 пункта.
     Мы, вслед за Мэри Инсфорд (1979) полагаем, что качество отношений в системе мать-дитя определяется способностью матери адекватно реагировать на сигналы, знаки, подаваемые младенцем. Оценка матерью смыслового значения вокализаций ребенка служит показателем вектора материнской привязанности в диаде мать-дитя, влияет на развитие этой системы, а, следовательно, и на психическое развитие младенца как компонент диады.
     Оценка смыслового значения вокализаций младенца производилась с помощью полустандартизированного опросника респонсивности. Составленный нами полустандартизированный опросник представляет собой список обязательно задаваемых матери в ходе беседы вопросов, ответы на которые фиксировались на определенном листе. Полустандартизированный опросник позволяет выявить типологию вокализаций младенца, их знаковую функцию. Мы исходим из данных ряда авторов (Чудинова Е.В., 1986; Микиртумов Б.Е., Гречаный С.В., 1996) о том, что после месячного возраста младенец вокализирует три вида крика-плача: «Хочу есть» (алиментарный), «Хочу спать» (сомнолентный) и «Я – мокрый» (анксиозный, выражающий тревогу младенца в момент соприкосновения с мокрыми пеленками), после 2-3 месячного возраста - так называемый «эмоционально-положительный», причем каждая мать должна их четко дифференцировать, отвечая на каждый знак соответствующим поведением. В опросник входит также адекватная или неадекватная квалификация матерью некоторых жестов, появляющихся у детей ближе к годовалому возрасту, таких как «хочу играть с игрушкой, матерью», «не хочу играть с игрушкой, матерью» и жестов, заменяющих в это время крик-плач.
     Как известно, психическое развитие младенца неотделимо от процессов его общего развития и созревания. Нарушения в конкретных сферах растущего организма приводят к искажению развития в целом. На поведенческом уровне такими сопряженными с психикой и онтогенетическим созреванием мозга сферами у ребенка являются сон, пищевое поведение и неврологическое состояние.
     Для решения задач исследования использовался клинический метод с применением некоторых критериев расстройств сна у младенцев, принятых Американской ассоциацией психофизиологического изучения сна, Американским Комитетом по классификации расстройств сна, а также рядом специалистов, занимающихся медициной сна (Ferber R., Kriger M., 1995).
     К расстройствам сна мы относили: а) собственно расстройства сна (протодиссомнии), характеризующиеся трудностями засыпания вечером, которые длятся более 20 минут; б) ночные пробуждения (после 6 месяца жизни здоровые доношенные дети должны спать всю ночь без ночных кормлений). Патологическим проявлением считался сон в постели с родителями.
     К расстройствам пищевого поведения мы относили: дистимии при кормлении (немотивированные приступы «дурного настроения» во время еды); отвращение к продуктам возрастного рациона; срыгивания, без признаков заболевания ЖКТ и гипертензионно-гидроцефального синдрома.
     Неврологические нарушения мы ранжировали, согласно классификации Ю.А. Якунина с соавторами (1979). В данной классификации предлагается оценка формы перинатальной энцефалопатии (ПЭП) по трем степеням тяжести: легкая форма, форма средней степени тяжести и тяжелая форма.
     Общепринятой методикой, которой мы пользовались для определения типа привязанности в годовалом возрасте ребенка, является методика М. Инсфорд. В эксперименте, разделенном на восемь эпизодов, изучается поведение ребенка при разлуке с матерью, степень воздействия такой ситуации на младенца и то, насколько легко удается матери успокоить малыша после расставания. Отмечается, как изменяется в этих условиях активность ребенка. Показательными являются моменты, когда мать уходит, оставляя ребенка с незнакомым взрослым, а затем возвращается.
     По нашему мнению, кроме собственно надежного, избегающего и двойственного типов, существует вариант двойственной привязанности, когда дети совершенно не отпускают мать от себя ни на шаг, поэтому эпизод полного разлучения с дальнейшим воссоединением становится просто невозможным. Мы обозначили таких детей как «симбиотически привязанных» (Батуев А.С., Кощавцев А.Г., Сафронова Н.М.,2000).
     Все полученные данные были подвергнуты статистической обработке.
     При обработке результатов межгрупповых различий использовался однофакторный дисперсионный анализ (Breakdown&one-way ANOVA) статистической программы STATISTICA 5.
     При дисперсионном анализе оказалось, что темп развития определенных реакций до 6-ти месячного возраста неоднозначно влияет на привязанность ребенка в годовалом возрасте, а между чувствительностью матери к знакам младенца в первом полугодии жизни и типом привязанности в год вообще не выявилось достоверных различий. Невысокий темп развития сенсорных реакций до 6 месяцев (3 балла) связан с надежной привязанностью в 12-14 месяцев. Тогда как высокий темп развития (10 баллов) связан с ненадежными типами привязанности (р=0,07; р<0,1). Близкая картина наблюдается в сенсорной сфере, когда низкое развитие реакций (2-5 баллов) чаще отмечается у детей с будущей надежной привязанностью, а уверенное овладение сенсорными навыками (6-10 баллов) – у детей с ненадежными типами привязанности (р=0,02; р<0,05).
     В возрастном промежутке от 6 до 10 месяцев респонсивность матери и особенности психомоторного развития ребенка также мало влияют на варианты младенческой привязанности в годовалом возрасте. Однако игнорирование новых потребностей ребенка, дальнейшее свободное кормление матерью младенца в этом возрасте в большей степени связано с приобретением ребенком ненадежных типов привязанности (рис. 1) (р=0,07; р<0,1). Для визуализации данных мы использовали графики Box & Wisker plots (графики «ящики с усами») в среде программы Statistica 5. Содержание графиков: точки в центре прямоугольников (ящиков) соответствуют средним значениям переменных. Среднее определяется следующим образом: суммируются баллы показателей и делятся на их число. От этих значений берется положительное стандартное отклонение, отрицательное стандартное отклонение («усы»), положительная стандартная ошибка, отрицательная стандартная ошибка («ящики»). Достоверные различия на уровне (р<0,05) на графике отражаются отсутствием перекрывания интервалов стандартных ошибок.

     По нашим данным только в годовалом возрасте респонсивность матери начинает влиять на тип привязанности, значимыми в этом плане являются вокализация и жест «Я – мокрый». Так, выделение и способность различать анксиозную вокализацию коррелирует с приобретением надежной привязанности (рис. 2), обратная картина отмечается при неспособности различать данный крик (р=0,01; р<0,05), когда преобладают такие типы ненадежной привязанности как двойственная и избегающая (р=0,001; р<0,05). Неспособность матери ориентироваться в анксиозных жестах высоко достоверно коррелирует с установлением в 12-14 месяцев ненадежных типов привязанности (рис. 3) (р=0,006; р<0,05), среди которых выделяется двойственная (р=0,015; р<0,05). Из других связей обращает на себя внимание влияние вокализации «Хочу играть с игрушками» (р=0,047; р<0,05) и сомнолентного жеста (рис. 4) (р=0,095; р<0,1) на приобретение надежных/ненадежных типов привязанности.
     В целом, наши данные подтверждают представление о том, что чувствительность, респонсивность матери к младенческим сигналам влияет на формирование надежной привязанности в годовалом возрасте. Полученные в ходе срезового исследования результаты указывают на важность способности матери выделять из знакового репертуара ребенка вокализацию и жест «Я – мокрый» в возрасте года, что сказывается на приобретении надежного типа привязанности младенца к матери.

     Из наших данных следует также, что темп развития до 6-ти месячного возраста влияет на привязанность ребенка в годовалом возрасте. Кроме того, мы получили подтверждение взаимного влияния материнско-детской привязанности и благополучия младенческого сна.
     1.2. Второе лонгитюдное исследование
     Во втором обследовании на протяжении первых 12 месяцев жизни участвовало 24 пары мать-дитя. Первое исследование проводилось в возрасте младенца 3+2 недели, второе – в возрасте 3+1 месяца, третье исследование проводилось в возрасте младенца – 12+2 месяца.
     Факторы, которые учитывались на этот раз, можно распределить в несколько условных групп. Первая условная группа – материнские детерминанты. К ним относились: желанность рождения ребенка, запланированность рождения ребенка, уровень образования матери, личностная тревожность матери по тесту Спилбергера при первом контрольном исследовании, ситуативная тревожность матери по тесту Спилбергера при первом контрольном исследовании, уровень депрессивности матери по тесту Бэка при первом контрольном исследовании, родоразрешение. Фактор брачных отношений стоит особняком и, скорее, относится к детерминантам макропривязанности.
     Следующая группа факторов – младенческие факторы. К ним относятся: степень недоношенности ребенка; неврологический статус младенца при первом контрольном исследовании; наличие дистимий при кормлении вне зависимости от кратности обследования; наличие срыгивания при кормлении вне зависимости от кратности обследования; наличие поедания несъедобных веществ или регургитации при кормлении вне зависимости от кратности обследования; время засыпания в возрасте 10-12 месяцев; количество ночных пробуждений в возрасте 10-12 месяцев; сон в постели с матерью в возрасте 10-12 месяцев. Влияние состояния ребенка при рождении, его пищевого поведения, поведения, связанного со сном, на тип привязанности было показано в ряде работ.
     Третья группа факторов, которые мы учитывали во втором логитюдном исследовании – диадические факторы. Мы относили к ним: день первого прикладывания ребенка к груди (влияет на становление грудного кормления, связан с механизмами взаимозапечатления у матери и ребенка); показатель успешности налаживания грудного вскармливания при первом исследовании; показатель техники грудного кормления; время, затраченное врачом, при вмешательстве, чтобы получить первый позитивный результат в группе поддержки грудного вскармливания при первом исследовании (эти факторы свидетельствуют о респонсивности матери); абсолютный показатель взаимодействия по тесту самооценки; показатель взаимодействия по модифицированной методике Фогеля во время кормления при первом исследовании; тип привязанности к матери в возрасте года, двоичная привязанность к матери в возрасте года.
     Последняя группа факторов отражает респонсивность матери при ряде знаков младенца. Мы внесли в эту группу знаки, показавшие свою значимость при первом исследовании.
     Все полученные данные были подвергнуты статистической обработке.
     Среди матерей не оказалось ни одной, которая заявила бы, что ее ребенок не желанный. Однако, фактор запланированности рождения ребенка показал свою значимость. Так, матери детей с ненадежными типами привязанности чаще не планировали рождение ребенка (р=0,095; р<0,1) (рис. 6).
     Особенно значимо это у матерей детей с двойственной привязанностью (р=0,006; р<0,05) (рис.5). Распределение типа привязанности у детей с избегающей привязанностью близко к распределению детей с надежной привязанностью, что соответствует представлению об этом варианте привязанности как о пограничном или нормативном типе.

     Матери детей с симбиотическим типом привязанности в нашем исследовании всегда планировали рождение детей.

     Следующим фактором, по которому различались матери детей с надежными и ненадежными типами привязанности, был фактор тревожности. Оказалось, что матери детей с ненадежными видами привязанности имели более высокую степень ситуативной тревожности (р=0,076; р<0,1) (рис. 7). Эти различия получены в основном за счет вклада избегающей и симбиотической привязанности, причем при последней баллы тревожности у матерей наиболее высоки (рис. 8).
     В ряду факторов, определяющих материнскую чувствительность к знакам, которые подает младенец, достоверные различия выявились между надежной и ненадежными видами привязанности по показателю «алиментарный жест» (р=0,005; р<0,05) (рис.9).

     Показатель означает, что в возрасте 10-12 месяцев ребенка с надежным типом привязанности мать чаще замечает, как при желании есть, ее малыш приходит на кухню и садится за стол, показывает пальчиком на холодильник, берет ложку. Матери детей с ненадежными привязанностями меньше обращали внимание на такое поведение ребенка, не соотносили его с приемом пищи, не замечали его. Подобное положение наиболее ярко отмечалось у матерей детей с избегающим вариантом привязанности (р=0,024; р<0,05) (рис.10). С невысокой степенью достоверности (р=0,097; р<0,1), матери детей с ненадежными типами привязанности обнаружили меньшую чувствительность к жесту ребенка «Хочу спать» в возрасте 10-12 месяцев, по сравнению с безопасно привязанными детьми. Следовательно, наиболее показательный детский жест, когда младенцы трут глазки руками, менее доступен для квалификации матерями детей с ненадежной привязанностью.

     Из диадических детерминант во втором лонгитюдном исследовании показал свою значимость фактор техники грудного вскармливания (р=0,026; р<0,05) (рис.11) у детей с симбиотическим типом привязанности.
     Участвуя в группе поддержки грудного вскармливания, матери детей с симбиотической привязанностью не смогли воспринять элементарные приемы по контролю над кормлением, всегда шли на поводу у ребенка, не проявляли терпения в общении с ним. Необходимо отметить, что при симбиотической привязанности имеет место особая констелляция факторов респонсивности (отсутствие реакции на анксиозный жест), младенческих факторов (неврологически здоровые, доношенные дети), материнских факторов (все матери со средним образованием, благополучными родами), диадических факторов (при кормлении матери идут на поводу у детей, демонстрируя монополярный детский тип взаимодействия, субъективно слабо взаимодействуя с ребенком).
     Последним фактором, который влияет на становление типа привязанности во втором лонгитюдном исследовании, был показатель «количество ночных пробуждений» в возрасте 10-12 месяцев. Сфера сна младенца чувствительна к материнско-детскому взаимодействию, поскольку мать своим отношением блокирует или поощряет то или иное поведение ребенка при засыпании, пробуждениях, нарушениях сна (протодиссомнии). Оказалось, что при ненадежных типах привязанности у детей в среднем 2-3 ночных пробуждения, тогда как при надежных – 1-2 (р=0,052; р<0,1) (рис.12). Выделяется в этом плане двойственный тип привязанности, при котором отмечается максимальное количество пробуждений ночью (рис.13).

     Подводя итог двум исследованиям, необходимо отметить, что вариант привязанности, который формирует младенец в возрасте года, зависит не вообще от чувствительности матери, а от конкретной ее респонсивности именно в это время. От того, насколько мать воспринимает вокализацию и жесты младенца в возрасте ребенка 10-12 месяцев, адекватно на них отвечает, зависит формирование надежной привязанности. Можно условно назвать это уровнем материнства, к которому женщина пришла к годовалому возрасту ребенка. Поэтому нет прямой связи между чувствительностью матери в более раннем возрасте ребенка (например, до 6 месяцев) и типом привязанности. С другой стороны, характеристика личности матери, в нашем исследовании ситуативная тревожность, влияет на приобретение ребенком надежных типов привязанности. При высокой ситуативной тревожности, высокой эмоциональной лабильности матери ребенок не чувствует в ней надежного партнера, начинает в большей степени полагаться на себя, формируя избегающую привязанность, или «прилипает» к ней, не допуская возможности разлучения и эмоционально насыщенного ответа матери в случае симбиотической привязанности. В «уровень материнства» также, по-видимому, бессознательно включено представление «хорошего начала» по выражению известного психоаналитика Курта Винникота, что соответствует в нашем исследовании запланированности рождения ребенка.
     Вторым важнейшим результатом двух исследований является феноменологизация симбиотической привязанности. Итоги работы свидетельствуют о том, что этот тип привязанности не является вариантом двойственной привязанности, как мы предполагали ранее. Он имеет свое особое место в ряду ненадежных типов. Усредненный портрет матери ребенка с симбиотической привязанностью можно было бы назвать «воинствующей серостью» или, определить такую женщину вслед за Т.И. Анисимовой (2003), как «эго-ориентированную» мать. Эти матери, несмотря на несколько повышенный уровень тревожности, всегда уверенны в себе, имеют завышенную самооценку. Как правило, это женщины со средним специальным образованием. Одним из основных их качеств является недостаточная критичность, приводящая к игнорированию рекомендаций врачей и психологов, например, при грудном вскармливании. Любая ситуация оценивается ими как естественная, они не пытаются найти из нее осознанный выход, а плывут «по течению». Это качество во взаимоотношениях с ребенком приводит таких матерей к постоянным уступкам младенцу, что культивирует демонстративность, плаксивость и «упрямство» ребенка.
     Таким образом, результаты исследования свидетельствуют, что материнско-детские отношения на первом году жизни, чувствительность, респонсивность матери к сигналам, которые подает младенец, влияют на формирование привязанности. Чувствительное поведение матери в первом полугодии жизни напрямую не влияет на тип привязанности ребенка, тем не менее, оно создает определенную базу респонсивности, которая становится востребованной в годовалом возрасте младенца. Избирательную чувствительность матери вместе с особенностями темпа развития самого ребенка вполне можно назвать, соглашаясь с мнением многих авторов, базовыми, классическими детерминантами надежной привязанности.

     Привязанность характеризуются наличием нормальной связи между ребенком и тем, кто за ним ухаживает. Привязанность – это тесное взаимодействие между двумя людьми, характеризующееся взаимными эмоциями и стремлением к сохранению близости.
     Первые тезисы теории привязанности появились в 60-е – 70-е годы двадцатого века. За прошедшее время подтверждена серьезная теоретическая обоснованность самого этого понятия, особенно с точки зрения эволюционного подхода, что отражено в работах Джона Боулби. Психолого-психиатрическая составляющая теории подробно освящена в исследованиях Рене Шпица и Мэри Инсфорд. Значительное количество работ посвящено влиянию типов привязанности на последующее развитие ребенка. Однако, детерминанты, которые будут определять тип привязанности в годовалом возрасте на протяжении первых месяцев жизни ребенка, все еще требуют изучения. Это обстоятельство послужило основанием для нашей работы. Многочисленные исследования посвящены расстройствам привязанности в подростковом возрасте и, особенно, психотерапии реактивного расстройства привязанности. Связь нарушений поведения в подростковом возрасте и эпизодов депривации на протяжении первых полутора лет жизни ребенка – второе основание для нашей работы.
     В-третьих, ранние этапы материнско-детских отношений, например, в течение первой недели после рождения ребенка, еще недостаточно исследованы с позиций теории привязанности. Взгляд на первые дни жизни как на особый чувствительный период в развитии привязанности является следующей причиной для исследования.
     Существуют детерминанты так называемой «макропривязанности», которые связаны с социальным и семейным влиянием, и группа связей, определяющих качество отношений в диаде - «микропривязанность». Последнюю группу факторов ряд авторов назвали «классическими» детерминантами надежной привязанности. Мы провели два исследования с целью уточнения литературных данных о влиянии факторов микропривязанности.
     Результаты двух наших исследований свидетельствуют о том, что вариант привязанности, который формирует младенец в возрасте года, зависит не вообще от чувствительности матери, а от конкретной ее респонсивности именно в это время. От того, насколько мать воспринимает вокализацию и жесты младенца в возрасте ребенка 10-12 месяцев, адекватно на них отвечает, зависит формирование надежной привязанности. Мы обозначили это как уровень материнства, к которому женщина пришла к годовалому возрасту ребенка. По нашим данным нет прямой связи между чувствительностью матери в более раннем возрасте ребенка (например, до 6 месяцев) и типом привязанности. С другой стороны, характеристика личности матери, в нашем исследовании ситуативная тревожность, влияет на приобретение ребенком надежных типов привязанности. При высокой ситуативной тревожности, высокой эмоциональной лабильности матери ребенок не чувствует в ней надежного партнера, начинает в большей степени полагаться на себя, формируя избегающую привязанность, или «прилипает» к ней, не допуская возможности разлучения и эмоционально насыщенного ответа матери в случае симбиотической привязанности. В «уровень материнства» также, по-видимому, бессознательно включено представление «хорошего начала» по выражению известного психоаналитика Курта Винникота, что соответствует в нашем исследовании запланированности рождения ребенка.
     Вторым важнейшим результатом двух исследований является феноменологизация симбиотической привязанности. Итоги работы свидетельствуют о том, что этот тип имеет свое особое место в ряду ненадежных типов. Мать ребенка с симбиотическим типом привязанности можно определить как «эго-ориентированную» женщину. Как правило, это женщины со средним специальным образованием. Одним из основных их качеств является недостаточная критичность, приводящая к игнорированию рекомендаций врачей и психологов, например, при грудном вскармливании.
     Несмотря на то, что в исследованиях, посвященных микропривязанности, нами получены данные только о влиянии техники кормления на симбиотический тип привязанности, результаты этой части работы свидетельствуют, что гармоничный стиль и стиль взаимодействия, когда мать активнее в диаде, являются, по-видимому, еще одной «ступенькой» в формировании женщиной к годовалому возрасту ребенка высокого уровня материнства.
     Существует мнение, что девиантное поведение у подростков является результатом прерванной привязанности в раннем возрасте. После ряда исследований, подтвердивших такой подход, и повседневной клинической практики симптомокомплекс вошел в перечень психических и поведенческих расстройств в США под названием «расстройства привязанности». Наше исследование было предпринято для уточнения и верификации синдрома реактивного расстройства привязанности на российской выборке.
     Результаты исследования показали связь ранней родительской депривации и девиантного поведения в подростковом возрасте в зависимости от пола. У мальчиков основной группы по отношению к подросткам с отклоняющимся поведением, но без признаков депривации, достоверно чаще встречаются делинквентность, алкоголизация/наркотизация и саморазрушающее поведение с ущербом для нравственного развития. Нельзя не отметить, что умственная отсталость у депривированных мальчиков-девиантов способствует более выраженному проявлению делинквентного поведения и присутствию такой категории отклоняющегося поведения как бродяжничество.
     Депривированные девочки-девианты по структуре отклоняющегося поведения отличаются от недепривированных девочек с нормальным интеллектом и девочек-олигофренов. Наиболее весомым у них является фактор, сочетающ
     ий наркотизацию и сексуальные расстройства. Тогда как девочки из контрольной группы и девианты-олигофрены демонстрируют поведение, напоминающее по факторной структуре мужское отклоняющееся поведение.
     Таким образом, полученные нами данные о дополняют представления: о влиянии факторов микропривязанности на материнско-детские отношения в годовалом возрасте ребенка; о влиянии ранней родительской депривации на отклоняющееся поведение подростков.
     Существенно новым является то, что по сравнению с позицией о возможности критического периода привязанности к родителям в младенческом возрасте, мы выдвигаем концепцию наличия в течение первых полутора лет жизни ребенка двух респонсивных периодов в развитии привязанности. Это первые часы или дни жизни и период от 8 до 14 месяцев. Наши даные свидетельствуют о сформированности зрительных и пищевых предпочтений младенца к концу первой недели жизни. Отличие респонсивного периода от чувствительного периода, принятого в этологии, заключается в отсутствии полной зависимости взрослого поведения от качества стимула, воздействующего на протяжении периода, страховке или дублировании предыдущего периода последующим. Следовательно, расстройства привязанности, проявляющиеся отклоняющимся поведением в подростковом возрасте возможны при условии, что ребенок испытывал депривацию не менее двух раз в возрасте до 1,5 лет или депривация захватила весь этот период.

     Анисимова Т.И. Причины нарушений материнско-младенческой привязанности // Перинатальная психология и медицина. Сборник научных работ по материалам II-й международной конференции – СПб., 2003. – С. 76 – 78.
     Баженова О. В. Диагностика психического развития детей первого года жизни. – М., 1986.
     Барашнев Ю.И. Перинатальная неврология. – М.: Триада-Х, 2001. – 638 с.
     Батуев А. С., Соколова Л. В. Учение о доминанте как теоретическая основа формирования системы «мать-дитя».// Вестник СПбГУ. Сер. 3, 1994. Вып. 2. № 10. С. 85 – 102.
     Батуев А.С., Кощавцев А.Г., Соболева М.В. Исследование зрительного предпочтения у новорожденных детей в ситуации выбора // Вопросы психологии -1995-N3-с.114-119
     Батуев А.С., Кощавцев А.Г., Соболева М.В. Зрительное предпочтение, как проявление привязанности у детей первого года жизни. // Вопросы психологии –1996-N4-с.127-133
     Батуев А. С. Психофизиологические основы доминанты материнства. //Психофизиология матери и ребенка: Сб. статей. /Под ред. А. С. Батуева – СПб.: Изд-ва С.-Петерб. ун-та, 1999. С. 3 – 9.
     Батуев А. С., Ляксо Е. Е. Психофизиологические основы формирования системы «мать-дитя» на ранних этапах онтогенеза. //Физиология развития ребенка: теоретические аспекты /Под Ред. М. М. Безруких, Д. А. Фарбер. М.: Образование от А до Я, 2000. С. 14 – 30.
     Батуев А.С., Кощавцев А.Г., Сафронова Н.М. Типы материнско-детской привязанности и психофизиологическое развитие младенцев первого года жизни (ЭЭГ-корреляты, особенности сна и знаковой функции). // Педиатрия. – 2000.- № 3 – C.32-37
     Батуев А. С. Принцип доминанты как основа когнитивного развития ребенка на ранних этапах онтогенеза. //Физиол. чел.-ка, 2002. Т. 28. № 2. С. 17.
     Бауэр Т. Психическое развитие младенца. – М.: Прогресс, 1985. – 318 с.
     Кляйн М. Некоторые теоретические выводы, касающиеся эмоциональной жизни ребенка (1952) // Психоанализ в развитии: Сборник переводов, Екатеринбург, 1998. С. 59-108.
     Ковалев В.В. Психиатрия детского возраста: Руководство для врачей 2е-изд. М.: Медицина 1992-560с
     Королев В.В. Психические отклонения у подростков правонарушителей.- М.: Медицина 1992-208с.
     Личко А.Е. Подростковая психиатрия: Руководство для врачей. Л.: Медицина. - 1985-416с.
     Личко А.Е. Психопатии и акцентуации характера у подростков 2е-изд. Л.: Медицина. - 1983-255с.
     Микиртумов Б.Е., Гречаный С.В. // Научно-практическая конференция «Детский стресс - мозг и поведение». Тезисы докладов. - СПб., 1996. - С.20 - 23.
     Фрейд А., Норма и патология детского возраста (1965). В кн. Детская сексуальность и психоанализ детских неврозов (Сб. раб). – СПб.: В.-Е. Институт Психоанализа, 1997. – 387 с.
     Чудинова Е.В. Развитие крика младенца. // Журнал высшей нервной деятельности. - 1986. - Т.ХХХVI. - N 3. - C.441 - 449.
     Шпиц Р. А. Первый год жизни. – М.: Геррус, 2000.
     Эйдемиллер Э.Г., Добряков И.В., Никольская И.М. Семейный диагноз и семейная психотерапия. – СПБ. -2003 – 336 с.
     Якунин Ю.А., Ямпольская Э.И., Кипнис С.Л., Сысоева И.М. Болезни нервной системы у новорожденных детей и детей раннего возраста. – М.: Медицина, 1979.

     Ainsworth M. D. Mother-infant attachment. // J. Amer. Psychol., 1979. V. 11. P. 67 – 104.
     Belsky I. Early human experience: A family perspective. Development Psychology - 1981. - V.17. - P.3 - 23.
     Belsky I., Rovine , M. Nonmaternal care in the first year of life and the security of infant parent-attachment. // Child development. - 1988. - V.59. - P.157 - 167.
     Bowlby J. Maternal care and mental health. – Geneva, 1951. P. 118
     Bowlby I. Attachment and loss: Vol. 1. Attachment (Sec. ed.) – N.Y. – Basic Books, 1982.
     Bowlby J. A secure base: Clinical applications of attachment theory. London, Routledge, 1988.
     Bowlby J. Attachment and loss. – N.Y., 1980.
     Bowlby J. Patological mournung and childhood mourning. // Journal of the American Psychoanalytic Association., 1963. V. 11. P. 500 – 541.
     Cassiba R., Van Ijzendoorn M., D`Odorico L. Attachment and play in child care center: Reliability and validity of the attachment Q-sort for mothers and professional caregivers in Italy. // International Journal of Behavioral Development. - 2000. - V.24(2). - P.241 - 255.
     DeCasper A.J., Fifer W.P. Of human bonding: newborns preffer their mother's voices. // Science. - 1980. - V. 208. - N 4423. - P.1174 -1176.
     DeCasper A.J., Spence M. Prenatal maternal speech influence newborns percepshion of speech sounds // Infant Behavior and Development. - 1986. - V.9. - P.133 -150.
     Diagnostic and statistical manual of mental disoders. 4d rev.ed.(DSM - IV). - Washington: Am.Psychiat. Ass., 1997.
     Ellsworth C., Muir D., Hains S. Social competence and person-object differenciation: An analysis of the still-fase effect. // Dev. Psychol. - 1993. - N 29. - P.63 - 73.
     Ferber R., Kriger M. Princeples and practice of sleep medicine in the child. – Philadelphia, 1995.
     Fogel A., Dickson L., Hsu H., Messinger D., Nelson-Goens G., Nwokah E. Communication of smiling and laughter in mother-infant play: Research on emotion from a dynamic system Perspective. In.: K. Barrett (Ed), New direction in child development: Emotion and Communication. San Francisco, 1997.
     Goldberg S., MacKay-Soroka S., Rochester D. Affect, attachment, and maternal responsiveness. // Infant Behavior and Development. - 1994. - V. 17. P. 335-339.
     Goren C.C., Sarty M. Visual following and pattern discrimination of face - like stimuli by newborn infants. // Pediatrics. - 1975. - V. 56. - P. 172 - 177.
     Grossman K., Grossman K.E., Spangler S., Suess G., Unzner L. Maternal sensitivity and newborn responses as related to quality of attachment in Northern Germany. In: I.Bretherton & E.Waters, Growing points of attachment theory. Monographs of the Society for Research in Child Development. – 1985. – P. 50.
     Isabella R.A. Origins of attachment: maternal interactive behavior across the first year. Child Development - 1993. – V. 64 – P. 605-621.
     Isabella R.A., Belsky I. Interactional synchrony and the origins of infant-mother attachment. // Child Development. - 1991. - V.62. - P.373 - 384.
     Johnson M.N., Driurawiec S., Ellis H., Morton J. Newborns preferential tracking of face - like stimuli and its subsequent decline. // Cognition. - 1991. - V. 40. - P. 1 - 19.
     Lorenz K.Z. The innate forms of possible experience. Zeitschrift fur Tierpsychologie - 1943 - № 5 - P.233 - 409.
     Miller К. (1989). Цит. по: Smith L. A. The Enemy Within. Attachment Disorders. Evergreen Consultants In Human Behavior. Evergreen, 2002.
     Shaffer D. R. Development Psychology. Childhood and Adelescence. 1996- P.428 - 455.
     Shaffer R., Emerson P. The development of social attachment in infancy. Monograph of the Society for Research in Child Development. – 1964 – V.29 (3).
     Silven M., Laine P. Can Attachment Predict Children`s Development Theory of Other`s Emotions? // XXVth International Congress of Psychology, Montreal, Canada, 1996.
     Winnicot D., Playing and reality. N.Y. Basic Books, 1971.
     Yeshida M, Hideaki M., Masako Y., & al. Behavioral pattern of newborn. Earliest timing for iniciating attachment behavior in the infants // Acta med.nagasak. - 1991. - N 36. - P.1-4, 4-97.